— Потом может быть уже поздно! — воскликнул Армен.
— Сейчас будем на корку сажать, — удовлетворенно проговорил Арсен, вливая светло-коричневую жидкость из шприца в чистую миску. — Цвет, вроде, хороший.
— Я тебе говорил, что все отобьется! — сказал Армен. — А креститься лучше сразу. А то, не дай Бог, чего случится, а ты — не крещен. И все.
— Кто знает, — улыбнулась Шкляр.
— Как, кто знает?… Я знаю, в Библии написано… Есть такая картина… не помню кого… Там это… Мадонна…
— Певица Мадонна? — спросил Коля.
— Да какая певица!.. С младенцем! Мадонна! Там это… Бог отец, сын… Мадонна… Не помню.
— Ну и что? — сказал Коля.
— Как, ну и что! А чего тебе еще надо?
Арсен держал миску тряпкой и вертел ее туда-сюда, словно повар, приготавливающий яичницу. Жидкость выпаривалась, шипя, и ее цвет становился все темнее и темнее, приближаясь к шоколадно-загорелому пигменту кожи мулата. От нее исходил чарующий, сладкий запах, похожий на грезы о пряном, пьянящем Востоке, или на поцелуй истинной любви; светло-рыжие пузырьки лопались на ее поверхности, источая еле заметный, призрачный пар, и слегка пахло уксусом, который был словно подосновой этой мягкой, воздушной сладости, образуя вместе с ней неповторимый, обещающий, чудесный, грядущий, наркотический райбукет. Арсен дунул на миску и вновь снял ее с плиты.
— Ну что, теперь ангидрировать… — радостно промолвил он, беря вою сумочку и доставая оттуда маленький пузыречек с небольшим количеством прозрачной влаги. — Я посадил на корку!
Дверь открылась, вошел Жора с трогательно-нежным выражением лица. Он медленно подошел к Инессе, наклонился и поцеловал ее в щеку у носа.
— Я так виноват перед тобой… Я подумал… Извини… Я был не прав… Не прав…
— Ну что ты, — ласково сказала Инесса, гладя Жору по голове и шее, — это я не права, я тебе говорила…
— Это я тебе говорил…
— Да брось, брось…
Жора наклонил голову и впился в Инессины губы, раздвигая их мокрым языком. Шкляр раскрыла рот, выдвигая свой язык навстречу. Они принялись целоваться, страстно сжимая друг друга пальцами рук. Тут же все заволокло едчайшим, кислотным, каким-то сверх-уксусным слезоточивым запахом, выдержать который было почти невозможно. Жора отпрянул, закрыв лицо рукой.
Инесса закашляля, отвернувшись.
— Уже почти все, — выдавил из себя Жора и принялся усиленно тереть глаза. — Это — уксусный ангидрид, он так пааааахнет… Ничего, сейчас…
— Инвините, не рассчитал, как раз в самый момент, — вежливо сказал Арсен, закрывая миску крышкой.
— Ничего, — откашливаясь, проговорила Шкляр.
Арсен раскрыл плиту, перевернул миску и стал осторожно держать ее над синим газовым огнем. Потом он поднес миску к своему носу, внимательно понюхал ее и повернулся к Армену.