Как будто стрела отскочила от прочной кольчуги, даже показалось, что послышался тонкий звон металла о металл, и воздух дрогнул, исказив на миг очертания улицы. Приостановившись, Нащокин обернулся, с ласковой укоризной погрозил Ольге пальцем и вновь направился своей дорогой, безмятежный, уверенный в себе. Многие из прохожих с ним раскланивались.
Ольга еще долго смотрела ему вслед, хмурясь и по дурной привычке прикусив нижнюю губу, как будто это способствовало остроте мышления. Подобные сюрпризы, подумала она, совершенно некстати, поскольку грозят осложнить жизнь…
А впрочем, следует пока что пренебречь этим субъектом и его угрозами. Вряд ли он станет требовать немедленного ответа, как говорится, с ножом у горла. Несколько дней в запасе имеются. А самое главное теперь – дождаться послезавтрашнего дня, когда начнутся большие маневры, и попытаться предпринять что-то в одиночку, коли уж не на кого положиться.
Лень было припоминать подходящую к случаю очередную французскую поговорку Бригадирши, благо и русских предостаточно. Утро вечера мудренее. Перемелется – мука будет.
Конечно, мсье Нащокин без труда отразил ее стрелу – но пущена-то стрела была так, проверки ради. И неизвестно еще, как обернутся дела, если выложиться в полную силу…
Глава вторая
Нежданное наследство и другие хлопоты
Все произошло как нельзя более буднично: седой лакей (не из Вязинок привезенный, здешний) возник перед ней совершенно бесшумно, словно неприкаянный дух (искусство, как раз и свойственное вышколенным пожилым лакеям), и с подобающим почтением сообщил, что его сиятельство изволят просить барышню к себе, и, если у нее нет неотложных дел, генерал хотел бы видеть ее немедленно.
Никаких неотложных дел, которыми можно было бы отговориться, не имелось, и Ольга направилась в генеральский кабинет обуреваемая тревожными мыслями. Как всякий человек, которому найдется что скрывать, особенно когда речь идет о серьезных грешках, она лихорадочно рассуждала: не таит ли неожиданное приглашение чего-то скверного? Начать следовало с того, что само пребывание генерала в доме в такой час было фактом необычным. Чуть ли не с самого приезда в Петербург он дни напролет пропадал по своим военным делам, домой возвращался иногда даже после ужина, а в светских увеселениях участвовал раза два, не более…
О главном он, разумеется, знать не мог, хоть в этом-то Ольга могла быть уверена: понадобилась бы череда совершенно невероятных, невозможных событий, чтобы он проник в тайну. Глупо ведь думать, что нетерпеливый Нащокин, решив не церемониться со строптивой девчонкой, явился к Вязинскому и непринужденно заявил что-нибудь вроде: «Известно ли вашему сиятельству, что ваша воспитанница – самая натуральная колдунья?»