— Но…
— Никаких «но»! Кто вы такой, чтобы покушаться на моих ближних? Вы подданный королевства, как и любой другой, и я требую от вас, как и от всех, безоговорочного повиновения и точно такого же почтения к себе, иначе… — пригрозил король, в злобе схватив брата за кружевной воротник сорочки и притянув к себе.
Герцог Орлеанский побледнел.
— Запомните раз и навсегда, — продолжал государь, отпустив брата, — покусившись на Луизу де Лавальер, вы посягнули на меня. А глумиться надо мной значит угрожать государству. Чтобы добиться своего и скрыть свою причастность, вы прибегли к помощи Олимпии Манчини, вложив ей в руку орудие зла!
— Но… — снова попытался робко оправдаться герцог Орлеанский.
— Перестаньте перебивать меня по каждому поводу, сударь брат мой! — отрезал король. — Сведения, представленные королеве-матери, полностью подтверждаются данными, полученными в ходе дознания, которое по моему приказу провел Кольбер. Вы напрасно думали, будто из добрых чувств к племянницам кардинала я закрою глаза на ваше злодеяние. Олимпия сто раз заслуживает смерти. Однако из уважения к моему крестному я решил оказать ей милость и всего лишь отправить в ссылку. Она сегодня же отбудет в провинцию, чтобы молиться за упокой души кардинала и весь остаток своих дней вымаливать себе прощение у Господа.
Филипп Орлеанский не проронил ни звука — съежившись, вобрав голову в плечи, он с тревогой ждал, какой приговор вынесут ему.
— Что же касается вас, сударь, я даю вам последнюю возможность оправдаться в моих глазах и показать себя достойным наследия нашего отца. Вы, как и было договорено, женитесь на Генриетте Английской и уймете свой порочный нрав, чтобы впредь не досаждать нашей матери. Кроме того, вы решительно избавитесь от своей безудержной страсти к заговорам и козням!
Людовик XIV раздраженно махнул рукой в знак того, что разговор закончен.
Герцог Орлеанский, не посмевший проронить ни слова в ответ, покинул комнату. В конце концов, для него все обошлось, и он дал себе зарок отныне и впредь держаться подальше от любого, кто вздумает вовлечь его в какую бы то ни было интригу.
* * *
— Позвать Кольбера! — воскликнул Людовик XIV, вернувшись к рабочему столу и взяв в руки заранее приготовленное письмо.
— Кольбер, — грозно приказал король, когда в кабинет, раскланиваясь до земли, вошел интендант, — вы немедленно уведомите Олимпию Манчини о решениях, изложенных в этом письме. И вы же самолично проследите за безотлагательным исполнением моих приказов. Ей надлежит покинуть Париж еще до наступления ночи. Понятно?