«Молитва во время чумы» царя Мурсили — одно из лучших известных нам произведений хеттской литературы. Если бы «Молитва Мурсили», заметил Иоганн Леман, появилась на страницах одной из библейских книг, мы не удивились бы — так глубоко она проникнута христианским смирением, а сама речь— библейской образностью. Филологи ставят «Молитву Мурсили» в один ряд со знаменитой библейской «Книгой Иова». Великий страстотерпец Иов мог бы вслед Мурсили вознести свою молитву:
Говорю ли, не утоляется моя печаль;
Замолчу — и не уходит она отменя.
Да, в конец Он истомил меня!
Ты разрушил весь круг близких моих;
как свидетель, восстает на меня недуг,
и лицо мое укоряет меня.
Библейский Иов лишился всего — волов и верблюдов, овец и пастухов, сынов и дочерей. Гнев богов едва не лишил Мурсили его царства. Однако именно «малый летами» Мурсили не только спас свою страну, но и укрепил ее. А ведь он, самый сентиментальный и богобоязненный из хеттских царей, вообще не готовился управлять ею и не думал, что когда-нибудь может прийти к власти. Однако волею судьбы сев на трон, он оказался отнюдь не мечтателем или безвольным философом, не стал и циничным прагматиком. В отличие от других хеттских царей, он глубоко и болезненно переживал происходившее. Ему же пришлось иметь дело и с враждебными странами, и с гневом богов, и с изменой близких.
И все-таки пересиливая свою немоту и скорбя о чужих страданиях, царь складывает молитву. Он просит богов отвратить свой гнев и сохранить народ хеттов. Наконец, он называет грех отца: очевидно, тот пришел к власти, свергнув больного царя Тудхалию III: «Вы, боги, мои господа, вы хотите отомстить за кровь Тудхалии… и кровная вина легла на страну Хатти, и страна Хатти уже искупила ее… Но я же не совершал зла, а из тех, кто грешил и творил зло, никого более не осталось… И вот хочу я принести искупление за страну вам, боги, мои повелители, хочу уберечь страну от чумы… Прогоните чуму из моего сердца, страх из души возьмите!»
В речах Мурсили появляются совсем другие ноты. Открыв для себя первопричину бед, он заговаривает не с людьми, а с богами, он не гордится собой, как другие цари, а кается, признается в грехах: «Бог Грозы города Хаттусы, господин мой, и вы, боги, господа мои, так все совершается: люди грешат. И отец мой согрешил: он нарушил слово бога Грозы города Хаттусы, господина моего. А я ни в чем не согрешил. Но так все совершается: грех отца переходит на сына. И на меня грех отца моего перешел. Но этот грех я признал воистину перед богом Грозы города Хаттусы, моим господином, и перед богами, моими господами: это именно так, мы это совершили. Но после того, как я признал грех отца моего как свой грех, да смягчится душа бога Грозы, моего господина и богов, моих господ. Будьте теперь ко мне благосклонны и отошлите чуму прочь из страны хеттов! И те немногие жрецы, приносящие в жертву хлеб, и жрецы, совершающие жертвенные возлияния, что еще остались в живых, пусть у меня больше не умирают!.. Если раб совершит какой-либо проступок, но проступок этот перед хозяином своим признает, то тогда что с ним хочет хозяин сделать, то пусть и сделает. Но после того, как он перед хозяином проступок свой признает, душа хозяина его смягчится, и хозяин этого раба не накажет. Я же признал грех отца моего как свой грех; это истинно так. Я совершил это…»