— То, что Водрек ничего нам не оставил.
Мадлена внезапно покраснела, — казалось, будто розовая вуаль, поднимаясь от шеи к лицу, закрывала белую ее кожу.
— А почему, собственно, он должен был нам что-нибудь оставить? — сказала она. — У него не было для этого никаких оснований.
И, помолчав, прибавила:
— Очень может быть, что завещание хранится у какого-нибудь нотариуса. Мы еще ничего не знаем.
— Да, вероятно, — подумав, согласился Жорж, — в конце концов, он был нашим лучшим другом, твоим и моим. Обедал у нас два раза в неделю, приходил в любой час. Чувствовал себя у нас как дома, совсем как дома. Тебя он любил, как родной отец, семьи у него не было: ни детей, ни братьев, ни сестер — никого, кроме племянника, да и племянник-то не родной. Да, наверно, есть завещание. На что-нибудь крупное я не рассчитываю, но что-то должен же он был подарить нам на память в доказательство того, что он подумал о нас, что он нас любил и понимал, как мы к нему привязаны. Какого-нибудь знака дружбы мы, во всяком случае, вправе от него ждать.
— В самом деле, очень возможно, что он оставил завещание, — с задумчивым и безучастным видом заметила она.
Дома слуга подал Мадлене письмо. Она прочитала его и передала мужу.
«Контора нотариуса
Ламанера,
улица Вогезов, 17
Милостивая государыня,
Имею честь просить Вас пожаловать ко мне в контору между двумя и четырьмя часами во вторник, в среду или в четверг по касающемуся Вас делу.
Примите и пр.
Ламанер».
Теперь уж покраснел Жорж.
— Это, наверно, то самое. Странно, однако ж, что он приглашает тебя, а не меня, законного главу семьи.
Сперва она ничего не ответила, но, подумав немного, сказала:
— Хочешь, пойдем туда сейчас же?
— Да, очень хочу.
После завтрака они отправились к нотариусу.
Как только они вошли в контору Ламанера, старший клерк вскочил и с чрезвычайной предупредительностью провел их к своему патрону.
Нотариус был маленький человечек, маленький и весь круглый. Голова его напоминала шар, привинченный к другому шару, который держался на двух ножках — до того маленьких и коротких, что в них тоже было нечто шарообразное.
Он поклонился, указал на кресла и, обращаясь к Мадлене, заговорил:
— Сударыня! Я пригласил вас для того, чтобы вы ознакомились с касающимся вас завещанием графа де Водрека.
— Так я и знал, — не удержавшись, прошептал Жорж.
— Сейчас я оглашу этот документ, впрочем, весьма краткий.
Нотариус достал из папки завещание и прочитал следующее:
«Я, нижеподписавшийся, Поль-Эмиль-Сиприен-Гонтран граф де Водрек, находясь в здравом уме и твердой памяти, настоящим выражаю свою последнюю волю.