— Уорнер, свяжитесь с Рейли или с кем-нибудь еще. Пусть они установят, где эти двое были вчера вечером.
— Очень интересно понаблюдать, как работают люди вашего типа, мистер Дюлейн, — съязвил Амбиелли. — А что такое могло произойти вчера вечером?
«Он-то знает, — думал Солсбери. — Разумеется, он все знает. Но ведь я ему сам об этом сказал. Он или не он? Если он, то прощайте все надежды».
— Это он? — услышал Солсбери голос Алэна. — Это Хохенбаум? Мистер Солсбери! Этот человек взял у вас деньги?
Солсбери никак не мог сосредоточиться.
— У вас создалось впечатление, что это был здоровый парень, — допытывался Алэн. У него была физиономия обиженного ребенка. — Ну, а голос?
— Это был фальцет, — сказал Солсбери.
— Скажите что-нибудь фальцетом.
— Ууу? — прорычал Малыш.
Амбиелли затрясся от беззвучного смеха.
— Вроде этого, — пропищал Алэн.
— Иди ты к черту, — буркнул Малыш. Амбиелли утирал пальцем слезы.
— Прошу прощения, — давясь от смеха, выговорил он.
— У вас хватает наглости смеяться в моем доме? — напустился на него Солсбери.
— Прошу прощения, — повторил Амбиелли, однако в его голосе не было ни раскаяния, ни угрызения совести. В нем было что-то зловещее, как стальное лезвие ножа. Оно рассекало все на своем пути. И вдруг Солсбери открылась нагло заявляющая о себе суть этого коротышки: «Я делаю то, что хочу — кричало в нем все. — Если хочу, я смеюсь. Я... я... я... » Этот человек — ходячая угроза. Бомба. Да, этот способен на все.
— Вы, сэр, так мне и не ответили. Это был крупный человек. — Алэн нервничал. — Хорошо, если вы не в состоянии его опознать, как вы думаете, человек, который вас ограбил, мог быть Хохенбаумом?
— Я не знаю, — уже совсем другим голосом ответил Солсбери, — он это или нет. Может, и он.
— Вас ограбили? — удивился Амбиелли. — Любопытно. И довольно-таки хитро, а? — Он тряхнул головой. — Малыш, этого не было в книге?
— В какой книге? — безо всякого любопытства поинтересовался Алэн. Он был растерян.
— Да, — кивнул Малыш. — Кажется, было, босс.
— Как вы думаете, почему ее нет? Ведь я заплатил, — теперь Солсбери мог говорить спокойно.
Отчаяние проявляло себя не так бурно, как надежда. «Если это сделал он, эта мина замедленного действия, эта тонкая скорлупа обходительности вокруг звериного «я», тогда нет никакой надежды», — думал Чарлз.
— Я и в самом деле ничего не могу сказать. — Амбиелли был сама любезность и отчужденность. — Мне, мистер Солсбери, ничего не известно о вашей дочке.
— Нам об этом ничего не известно, — возмущенно буркнул Малыш Хохенбаум.
Уорнер отошел от телефона.