В самом деле, малышка ведь не виновата…
Недолго думая, Рипли подошла к двери и впервые сама взялась за рычажок замка. Сразу же замигала лампочка, возвещая о ее попытке, но дверь открылась. За ней зеленел овальный коридор с неравномерными светящимися пятнами плоских ламп.
– Шеди! – позвала Рипли, осторожно ступая на пол коридора – почему-то он пружинил.
Вместо Шеди навстречу ей выскочила Сэд.
– Что ты делаешь – тебе запрещено выходить!
– Неважно, – решительно возразила Рипли. – Я должна видеть Скейлси.
– Ты? – оба рта Сэд приоткрылись от удивления.
– Ей плохо, да? Если она действительно нуждается во мне, ты меня отведешь сейчас к ней. Ясно?
– Да, но… – Сэд попятилась.
– Никаких «но». Я сказала – ты меня сейчас к ней проводишь.
«До чего странное существо, – поразилась Сэд, – то она отталкивает ребенка, как какую-то гадость, то готова броситься на меня, чтобы его увидеть… ничего не понимаю».
– Ну хорошо, – после недолгого колебания согласилась Сэд.
– Так, и объясни мне, что я должна с ней делать.
– То есть?
– Как за ней ухаживать, как ласкать, и все такое прочее.
– Ты что, хочешь сказать, что не умеешь делать это сама?
– Если тебе так проще – считай, что не умею. – Рипли не была склонна вдаваться в подробности и вообще долго разглагольствовать на эту тему. Собственный порыв уже казался ей нелепым – зачем она решила ввязаться в это дело?
«Неважно. Оно – ребенок. Ему плохо. Я могу помочь – вот о чем надо думать».
…Скейлси лежала в мягком гнездышке, как показалось Рипли, сделанном из травы, и тихо поскуливала. Маленькие глазки тускло смотрели в одну точку, чешуя поблекла. При виде маленького несчастного существа Рипли отбросила все свои сомнения.
– Ну что же, дурочка? – ласково спросила она, трогая гладкую жесткую головку.
– Мама… – всхлипнула Скейлси и вдруг прижалась к Рипли всем телом, повторяя все то же короткое слово – «мама».
«Только бы не заплакать», – приказывала себе Рипли, лаская веселевшую на глазах малышку – но не могла удержаться. Горячие слезы потекли по ее щекам, падая на гладкий рыжий хитин.
Шеди медленно шла по верхней стороне улицы. Прямо под слоем пластика под ее ногами шелестел дождь. Отдельные капли пробивались сквозь боковые окна, у самых ног тянуло сквознячком.
За поворотом фонарей стало меньше, а еще ближе к дому они исчезли совсем.
Шеди всегда побаивалась темноты – еще больше, чем слишком яркого света. Ей всегда чудилось, что в этом закоулке ее поджидают, и все же когда чье-то щупальце неожиданно оплело ее плечи, она чуть не потеряла от неожиданности сознание.