Тобиас представил презрительные личики, пытающиеся что-то втолковать этим взрослым.
– Пожалуй, ты прав, – Тобиас не знал, какое мнение составить о художнике, но в нем определенно было нечто, не проявлявшееся с первого взгляда. – А ты уверен, что Перис будет в этой «Голубой двери»?
– Будет.
Он немного расслабился. Одна мысль о том, что он увидит ее, смягчала края раны, нанесенной его профессиональной гордости тогда, когда он покинул ее несколько часов назад. Тобиас осознал, что улыбается. Не то он сходит с ума, не то сердце его смягчилось от любви.
Любовь. Он был человеком, не допускавшим это слово в свою душу, и уж никогда не произносил его вслух. Он был человеком, объявившим любовь мифом. Но сегодня он сказал женщине, что любит ее.
Он сказал еще одной Делайт, что любит ее.
Неважно, насколько сумасшедшим казалось все это дело, но Тобиасу требовалось быть рядом с Перис. Делиться с ней своей жизнью стало для него необходимым, как дыхание.
Сначала ему надо будет уговорить ее переехать из этой квартиры.
– Вы с Перис, – монотонно сказал Вормвуд, – спите вместе.
– Чертовски странный вопрос, – нахмурившись, сказал Тобиас.
– Это утверждение.
– Она тебе сказала?
– Я и так знаю. Все знают. Она переменилась.
– Это плохо?
Вормвуд свернул на Почтовую аллею. Он посторонился, пропуская ватагу мотоциклистов в необычайно скудных, но ярких одеждах.
– Ничего об этом не знаю, – сказал он, когда они снова пустились в путь. – Она, кажется, хорошо ко мне относится. Перис – не такая, как все.
– Тебе не надо меня в этом убеждать.
Художник сунул руки в карманы своих широких коричневых штанов.
– Мне бы не хотелось, чтобы она была несчастлива. Она добра ко мне.
Вормвуды этого мира были для Тобиаса сплошной загадкой, но чувства этого парня в данном случае ему были близки.
– Говорят, что ты не очень-то хорошо обращался с Синтией.
Тобиас сдержался, чтобы не ответить, как привык отвечать на подобные вопросы.
– Синтия – сестра Перис. Я так понимаю, что она в хороших отношениях со всеми вами. Поэтому мне трудно защищаться. Скажем, я имею репутацию человека не слишком мягкого, но вполне честного и воспитанного. Может, на этом и закончим?
– Подходит.
Тобиасу показалось, что они не скоро добрались до «Голубой двери». Внутри здания без окон горели только светильники вокруг сцены.
Сэм, или Саманта, или как там еще его звали, развалившись на стуле, скрестив ноги, обращался с монологом к Перис и Джинне. Одет он был как любой другой средний американский мужчина, и пристрастие к парикам с сединой, и показные манеры противоречили ею явно мужественной внешности.