— Кто звонил тебе, Эдди?
Все. Окончен бал, погасли свечи. И не надо искать ответ на этот сакраментальный вопрос — с улицы уже донесся гудок заказанного такси. Эдди почувствовал облегчение. Они минут пятнадцать проговорили о Пачино вместо Дерри с Майком Хэнлоном, Генри Бауэрсом и всем остальным. Вот и прекрасно. Ему совершенно не хотелось говорить об этом. А теперь и не надо.
— За мной приехали, — встал Эдди.
Жена поднялась так стремительно, что наступила на подол ночной рубашки и чуть не упала. Эдди поддержал ее, даже не успев усомниться в разумности: все же лишние сто фунтов.
И вновь было пущено в ход последнее средство: слезы.
— Эдди, ты должен сказать мне.
— Я не могу. Нет времени.
— У тебя никогда не хватало его на меня, Эдди.
— Сейчас точно нет. Совершенно. Я годами даже не вспоминал об этом. Человек, который звонил, был — и есть — мой старый друг. Он…
— Ты заболеешь, — переключилась она, сопровождая его до прихожей. — Я знаю, это может случиться в любой момент. Позволь мне поехать с тобой, Эдди, я смогу позаботиться о тебе, а Пачино возьмет другое такси, это ведь не убьет его, верно? — Голос Миры окреп, в нем появились нотки неистовства, и, к ужасу Эдди, он вновь стал напоминать ему голос его матери — в последние месяцы перед смертью. (Он даже представил ее — старую, необъятную и безумствующую.) — Я буду растирать тебе поясницу и прослежу, чтобы ты вовремя принимал порошки… Я… буду помогать тебе… и не буду докучать, если тебе не захочется мне всего рассказывать… Эдди… Эдди, ну пожалуйста, не уходи! Пожа-а-а-луйста!
Он широкими шагами покрывал расстояние до входной двери, наклонив голову, вслепую, будто шел против сильнейшего ветра. В груди снова захрипело. Когда он поднял сумки, каждая весила не меньше центнера. Он почувствовал прикосновение ее пухлых розовых рук-поросят, осторожное, участливое, трогательное в своей беспомощности; в ее попытках совратить его тихими своими слезами, вернуть его уже сквозила безнадежность.
«И не подумаю делать это!» — билась у него отчаянная мысль. Приступ астмы был сильным, сильнее, чем когда-либо с детской поры. Он приближался к дверной ручке, которая уплывала куда-то в безбрежную темноту…
— …Если ты останешься, я приготовлю кофейный торт со взбитыми сливками, — бубнила она сзади. — У нас есть жареная кукуруза… На обед я приготовлю твою любимую индейку… Или даже могу на завтрак, если ты захочешь… Прямо сейчас… с подливкой из гусиной печени… Эдди, пожа-а-луйста, не пугай меня, мне и так плохо…
Она ухватила его за воротник и потянула назад подобно копу, хватающему подозрительного типа, пытающегося убежать. В последнем усилии Эдди рванулся… и когда практически не осталось сил сопротивляться, хватка ослабла.