Но она убрала:
— А что случилось с вами?
Он отвел глаза. Она разглядывала четыре «зарубки» на его щеке:
— Что… большие неприятности?
— Бывает, наверное, хуже, — пробормотал Аспирин. И добавил, подумав: — Но редко.
— Машина — это всего лишь вещь, — осторожно заметила соседка.
— Конечно.
— У вас нет контакта с девочкой?
— А представьте, к вам приезжает ребенок и говорит, что он ваш сын?
— Да уж, — соседка посмотрела на чашку в руках Аспирина — разговаривая, тот механически помешивал ложечкой остывающее питье. — Ну, отнесите ей, пусть выпьет…
Аспирин вошел в гостиную. Поколебался, прежде чем приблизиться к дивану с лежащим на нем Мишуткой. Наконец, протянул руку:
— На.
Алена взяла. Принялась глотать — жадно, захлебываясь.
— Ты что, пить хочешь? — удивился Аспирин.
— Ей нужно обильное теплое питье — постоянно, — сказала соседка из прихожей. — И хорошо бы — молоко с содой… Я пойду. Спокойной ночи. Утром вызовите врача.
За ней закрылась дверь.
— Спасибо, — сказала Алена, возвращая пустую чашку.
— На вот, микстура, — он протянул ей зеленый пузырек и ложечку.
— Спасибо.
— Ты можешь умереть? — спросил он, глядя ей в глаза.
— Нет, — сказала она, но не очень уверенно. — Чтобы мне отсюда уйти, надо сыграть специальную музыку… Чтобы он сыграл. Больше никто не сумеет.
— Так чего мы волнуемся? — удивился Аспирин. — Ты же мне столько раз говорила, что не боишься смерти!
— Не боюсь, — подтвердила Алена шепотом. — Я другого боюсь… Я боюсь людей, которые сперва кажутся живыми… а потом оказывается, что они не просто мертвецы — они уже сгнили.
— Блин-н, — сказал Аспирин со злостью. — Я о тебе забочусь… А ты мне свои намеки гадостные намекаешь, да?
Алена снова закашлялась.
— По идее, есть молоко, — сквозь зубы сообщил Аспирин. — И сода.
— Принеси, — попросила Алена. — И дай мне еще одеяло. А то меня трясет.
* * *
Через полчаса подействовало лекарство. На бледном лбу Алены выступил пот. Она расслабилась, легла ровно, подмостив Мишутку под бок.
— Когда я тебя увидела в первый раз, — она закрыла глаза, судорожно потянулась, как будто у нее ломило суставы, — мне увиделось совершенно четко, что ты мертвый. Такой же, как все здесь. Страшный. Прошел себе дальше, и ладно… Но ты вернулся. И оказалось, что ты живой… Показалось.
— Ты бредишь, — равнодушно сказал Аспирин.
— Да, — Алена слабо усмехнулась. — Ты играешь на пианино?
— Давно. В детстве.
— А чей инструмент?
— Родительский… Ну и я на нем учился. «Как под горкой, под горой…»
Она отбросила одеяло. Струйки пота блестели на ее висках, на лбу, на шее, и несчастная футболка, в которой она ходила записываться в музыкальную школу, была мокрая насквозь.