— Тебе надо переодеться, — сказал Аспирин.
— Мне не во что, — она не открывала глаз. — Дай мне поспать…
В стопке свежего, из прачечной, белья в шкафу он отыскал свою старую белую футболку.
— Переоденься.
Она с трудом разлепила глаза.
— Спасибо… Отвернись.
* * *
Алена заснула в обнимку со своим медведем. Аспирин пошел на кухню и заварил чаю. Вторую неделю он жил в вывихнутом мире — и ничего, ходил, разговаривал, даже денег успел заработать…
Он устал. И потому сейчас думал, глядя в чашку: а может, так и надо. Может, ей в самом деле немного нужно, поживет… ладно, куплю ей скрипку… пусть ходит в свою музыкальную школу. И в один из дней исчезнет так же внезапно, как и появилась. Придет босоногий в камуфляжных штанах, сыграет песню… кстати, на чем сыграет? И Алена уйдет, откуда пришла. Где нет смерти и вообще все довольны.
Человек приспосабливается, иначе бы не выжил. Царапины затянутся, бомбилы откосят от статьи и загремят на какое-то время в дурку. Аспирин переживет: главное, не трогать эту маленькую дрянь, никак не угрожать ей и не касаться медведя руками. А потом он что-нибудь придумает. В конце концов, плюнет на все и смотается в Лондон. А девочке с мишкой не дадут визы, ох, не дадут…
В окне стояла ночь, самая черная, самая глухая, уже осенняя. Стрелка ползла к половине четвертого. Аспирин сидел на кухне один, и ему хотелось выть — от ноющей боли в надорванном ухе, от безысходности, от страха — а вдруг он сошел с ума? Вдруг он уже сошел с ума?!
Телефонная трубка — дохлый черный тюлень на белом столе — вдруг разразилась звонком. Аспирин подпрыгнул на табуретке.
— Простите, — сказал женский голос в трубке. — Вы еще не спите?
— Нет, — сказал Аспирин, обалдело хлопая глазами.
— Ей лучше?
— Да… она заснула.
— Очень хорошо… Я забыла вам сказать про уксусные обтирания. Если температура долго не падает — разбавляете уксус водой…
— Да, я знаю, — сказал Аспирин. В его памяти на секунду обозначились блеклые картинки детства — запах уксуса и противная тряпка на лбу.
— Очень хорошо, — повторила соседка и замолчала. Как будто ждала от него каких-то слов. Как будто нет ничего естественнее, чем звонить полузнакомому человеку в полчетвертого ночи. Аспирин молчал тоже.
— Так занести вам уксус? — спросила соседка.
* * *
Он налил ей армянского коньяка. Она не отнекивалась, но и пила мало — больше грела бокал в ладонях, изучала коньячные «ножки» на стекле.
— У вас есть дети? — спросил Аспирин.
Она покачала головой:
— Только племянники.
— Вы, наверное, очень добрый человек?
— Почему вы так решили?
— Ну, — Аспирин усмехнулся, — пришли мне на помощь… С уксусом… И с этим, как его… Ночью… Хотя не обязаны были.