— В МИП его, в МИП!
С этого момента, как добродушно подначивали остряки флотилии, Варзин «резво и семимильными шагами устремился к адмиральским высотам». Действительно, после того совещания, о котором конечно же было доложено самому командующему флотилией, адмирал стал только за руку здороваться с техником-лейтенантом, а позднее, когда фашистские самолеты-миноносцы развили максимальную активность, в его личное распоряжение были выделены два катера-тральщика, полуглиссер и даже полуторка.
Все у Варзина шло нормально, если это слово применимо к человеку, находящемуся в районе активных боевых действий, и вдруг новость, которой не хотелось верить: техник-лейтенант Варзин напился почти до полной потери сознания и в таком состоянии носился по Волге на полуглиссере и из пулемета расстрелял: все фонари на бакенах, створных знаках и перевальных столбах, расстрелял на том самом участке реки, где фашисты каждую ночь особенно активно ставили мины!
Откровенно говоря, ужаснулись мы содеянному. Ведь время-то какое было? Фашистские полчища в двух местах к Волге вышли, самого главного порой для фронта не хватало, а тут фонари на знаках речной обстановки уничтожены, значит, на этом участке по ночам теперь не будет судоходства. Ну, чем не вредительство, не прямое пособничество смертельному врагу?
Командир бригады траления немедленно затребовал к себе Варзина. Ответили, что явиться тот никак не может «по случаю пребывания в сильном алкогольном опьянении».
Выходит, Варзин — алкоголик? Тот самый Варзин, который и свои-то законные сто граммов отдавал матросам?!
Комбриг умел не только приказывать, но и ждать, поэтому было передано приказание, которое помню дословно и сегодня: «Как только этот пьяница протрезвится, пусть сразу же явится ко мне».
Если верить сообщениям, поступавшим в штаб, трое суток беспробудно пьянствовал Варзин. И все эти трое суток мы волновались за Варзина, но не потеряли способности и вести наблюдение, кое-какие выводы делать. А они, наблюдения, свидетельствовали, что на том участке Волги, где Варзин побил все фонари на знаках речной обстановки, фашисты прекратили минные постановки. Почему прекратили? Вывод напрашивался только один: там судовой ход не был обозначен, вот фашистские летчики, покружив над затемненной Волгой, и улетали туда, где огни бакенов точно указывали фарватер, на него и ставили мины.
Вывод свой мы, конечно, довели до сведения командования, и оно, подумав, приказало впредь на ночь не зажигать огней, обозначающих судовой ход. Командование отдало такой приказ, а нам невольно подумалось: зачем до этого горели все те огоньки? Ведь судоходства на Волге ночами давно не было?!