Музыка, рожденная волшебным инструментом, в этот раз была намного более совершенной, чем раньше. Она не просто завлекала в мир грез, нет, она возносила на самое небо. И это, как показалось Конану, было много прекрасней плотской любви.
Впрочем, довольно быстро ему удалось стряхнуть чародейское наваждение. «Что за морок? — недовольно нахмурился он, разглядывая творение Софока. — В мире нет ничего лучше доброй драки, хорошего вина и любви прекрасной девушки! То, что пытается мне внушить Арфа, хоть и красиво, но глупо! Какими бы ни были восхитительными иллюзии, они не способны заменить суровую реальность, в которой есть место для всего. Как для добра, так и для зла».
— Любимая, — потянулся к Нике киммериец, но она вновь уклонилась от его объятий. Музыка зазывала ее в неведомые края, полные радости для души. Впервые за жизнь девушка встретилась с колдовством, которое дарило своему обладателю наслаждение. Но, и Конан понял это только сейчас, у Арфы был и недостаток. Человек, постоянно слушающий ее мелодии, не мог уже больше без них жить. Конечно, киммерийцу это не грозило. Того, кто родился на Севере, не способно одолеть ни одно волшебство. Но Ника была иной, рожденной на жарком Юге, а, следовательно, уязвимой для магии! Конечно, у девушки у самой был дар, позволяющий изменять свое тело по собственной воле, превращаться в любое живое существо. Но даже это не могло спасти ее, защитить от воздействия чародейства. Эх, если бы только Конан сразу понял, чем грозит ему покупка этой Арфы! Теперь уже, правда, винить было некого: необходимо помочь девушке справиться с наваждением.
Нежно прикоснувшись к плечу Ники, киммериец с силой отобрал у нее творение Софока и отложил его в сторону. Держа возлюбленную за руки, он заглядывал в ее невероятные глаза, купался в синеве открывшейся ему бездны, где неожиданно обнаружил искорки безумия. «Это я во всем виноват!» — подумал он, крепко прижимая к себе девушку, стремясь защитить ее от всего зла, что есть в мире.
— Отпусти меня! — гневно потребовала она, превращаясь в гадюку. Но Конан и не думал выполнять ее прихоть. Вместо этого он, продолжая держать Нику, ударил ногой по злополучной Арфе, ломая ее на куски.
— И за это я отдал триста монет! — зло воскликнул он. — Не иначе, сам Сет затуманил мне мозги, когда я покупал работу Софока!
— Нет! — закричала Ника, вновь став сама собой. Она, не отрываясь, смотрела на обломки колдовского музыкального инструмента. Слезы покатились по ее щекам. Только что она стала свидетельницей того, как человек, клявшийся ей в любви, сперва подарил ей чудо, а потом уничтожил его. Как он мог так поступить? Почему он настолько жесток? Она не понимала, что Конан сделал это, стремясь уберечь ее. Для Ники потеря едва обретенной Арфы стала чем-то гораздо большим, чем мог предположить киммериец. Ведь магическая мелодия уже захватила ее разум, заволокла туманом мечтаний.