Контактер Корнеева ищет выход на свой центр, чтобы спустить туда информацию, дабы она не досталась никому другому! Или же, на крайний случай, чтобы НКВД владел ею в тот момент, когда военная разведка начнет работу. В противном случае с резидента, внедренного в банду Святого, обязательно спросят! А как умеют спрашивать в конторе очкарика Берии, Шелестову объяснять не нужно.
Значит, человек от Ярослава пытается и рыбу съесть, и деньги сдать. И дело сделать – честь и хвала ему за это, и контору свою накормить – за что меньше уважения к нему полковник также не испытывал. Однако делить шкуру еще не убитого, но уже порядком контуженного медведя с НКВД Шелестов не собирался еще и по той причине, что ему слишком был дорог Корсак, которого придется отдать ведомству Берии. А отдать бы пришлось обязательно, поскольку в ином случае и сам полковник, и Паша, и жена оказались бы в лагерях уже через очень короткий промежуток времени.
Шелестов с саркастической улыбкой вспомнил, как беспардонный Лаврентий, допускаемый на все заседания военной разведки, на которых присутствовал Сталин, полгода назад, в день подписания Сталиным Указа о создании Ленинградского отделения военной разведки, поблескивал пенсне и говорил, не глядя в сторону Шелестова:
– И запомните, товарищи, что на всякую хитрую жопу всегда найдется хер с винтом!..
Предназначалось это, конечно, Шелестову, как предупреждение о том, чтобы тот не придавал слишком большого значения своему положению. Сейчас же, спустя полгода, Шелестов с усмешкой продул папиросу, замял ее зубами и пробормотал:
– На всякий хер с винтом, товарищ Берия, всегда найдется жопа с лабиринтом, – и прикурил, разгоняя перед собой дым.
НКВД умоется. Можно было бы, конечно, поконтактировать с Федоровым, но Шелестов помнил и о Ярославе, и о его семье. Взглянув на часы, он удивился, поняв, что они показывают четыре часа. До начала операции по ликвидации банды Червонца-Полонского оставалось чуть более пяти часов.
Уже в гараже, где он руководил организацией по оборудованию грузовика, он почувствовал неясную тревогу.
Когда же Шелестов понял, что его беспокоит, он содрогнулся, но довел мысль до ее логического завершения…
Сталин. Вот тот человек, который был способен разом разрубить гордиев узел, связывающий Корсака с его прошлым. Одним неторопливым жестом или словом первый человек страны, наводящий ужас на всех, мог поставить точку в мытарствах Ярослава и даже обеспечить его будущее.
А мог… А мог поставить точку в его существовании. Так же медлительно вынуть трубку изо рта, пройтись по своему кабинету, ничуть не напоминающему хоромы сибарита, и сказать так тихо, что слышать его могли даже за Полярным кругом: «А что, товарищ Шелестов, вы по-прежнему верите в то, что врагов народа можно перевоспитать?»