– Госпожа Адеркас, – сказал Линар под утро. – Я молчу о вашем прошлом несчастии. А вы будете молчать о моем настоящем счастии… Денег за это с вас не беру! Но, как человек благородный и воспитанный, я не привык и давать своих денег кому-либо…
* * *
– Кто там стучит? – спросил Кристодемус. – Дверь философа не закрывается. Если ты нищ и бос, то входи смело…
Ворвались солдаты, засунули врачу кляп в рот, замкнули ноги и руки в кандалы. Офицер рылся в комнатах, разбрасывая книги. Со звоном лопнула реторта с газом.
– О подлый Бирен, – простонал Кристодемус…
Коллекцию древних монет сунули в мешок. А в другой мешок завернули Кристодемуса. Два мешка бросили в карету, задернули окна ширмами, повезли куда-то… Везли, везли, везли. Через несколько дней в кабинет к Бирену втащили тяжелый мешок с монетами, и алчно блеснули завидущие глаза графа.
– О-о, – сказал Бирен, – такого я не видывал даже у Миниха! Теперь мой «минц-кабинет» будет самым полным в Европе.
– Ваше сиятельство, – склонился Ушаков, – там, на дворе, остался в коляске еще мешок… с Иваном, родства не помнящим!
Речь шла о враче Кристодемусе.
– Пусть этот скряга, – распорядился Бирен, – отправляется вслед за Генрихом Фиком, пусть возят и возят его по стране пушных зверей… – Бирен задумался.
– Возить… а сколько лет? – спросил Ушаков.
– Пока я жив, – четко ответил Бирен.
…Под ровный стук копыт убегали в небытие долгие годы!
Наестся меч мой мяс от тела…
Вас. Тредиаковский
Армия Ласси безнадежно застряла под Гданском: с одной стороны – мужество жителей и крепкие стены фортов, с другой – нищая, полураздетая армия солдат, не имевших горячего варева и припасов. Голыми руками крепости не возьмешь! Отшумели дожди осенние, с моря вдруг рвануло метелью – подступила зима. Русские солдаты остались зимовать в открытом поле, а защитники Гданска, отвоевав день, шли по домам, где их ждал хороший ужин с музыкой и танцами… Миних еще осенью предсказывал:
– Ласси я не завидую. Он расквасит себе лоб, но Гданска не возьмет. Тут нужен гений – такой, как я…
Миних ужинал при свечах, при жене, при сыне. Он много ел и еще больше хвастал. Пустые бутыли из-под венгерского летели под стол, катаясь под ботфортами. Сочно рыгнув и ремень на животе раздернув, фельдмаршал сказал своим самым близким людям – жене и сыну:
– Бирен, конечно, подлая свинья! Остерман – грязная скотина! Братья Левенвольде – подлецы и негодяи… Разве эта шайка способна осиять Россию славой непреходящей? Конечно, нет… Один лишь я, великий и славный Миних, способен свершать чудеса!