Он дико взревел. Внезапно меня подбросило вверх, и я очутился перед лицом… (лицом? Ну, хорошо, пусть это будет лицо) огромного «человека».
– Что ты делал там?!?– я беспомощно болтался в воздухе, пытаясь сообразить, что ему ответить.
– Ну, как вам сказать?
– Как можно точнее,– он улыбнулся на все свои сто пятьдесят четыре белоснежных зуба, если я правильно успел сосчитать.
– Вам никто не говорил, что у вас чудесная улыбка?
Чудовище подкинуло меня метров на пять как волейбольный мячик. Во время полета, про себя я согласился с одним знакомым архитектором, помешанным на высоких потолках, что высота помещения семь метров – это круто, и даже не предел. Приземлившись, я вновь оказался в объятиях своего воздыхателя.
– Ты будешь говорить?– прорычало Его Сиятельство.
– Да, – промямлил я, сознавая, что храбрость отнюдь не отличительная черта моего характера.
– Хорошо,– меня опустили на пол.
Я поводил плечами и огляделся. На широком прозрачном столе, заваленном кучей бумаг, рядом с большим глобусом и миниатюрной настольной лампой сидела Лира и лизала лапку. Я присел на прозрачный стул подле стола и продолжил осмотр. Кабинет был просто огромный, с одной прозрачной стеной позади стола и настолько же прозрачным потолком, за которыми искрилось золотниками звезд безоблачное черное небо.
Я могу представить, как дрожат коленки у подчиненных Его Сиятельства, когда они входят в этот зал. Насколько же их должно давить это пространство? Прямо перед тобой на фоне неба восседает босс за своим неприступным, как цитадель, столом, над ним раскинулась лазурь стратосферы; сияет начищенный пол, по правую руку отсвечивают стеклом исполины-стеллажи, набитые книгами, с другой стороны на всю стену – карта мира до самой последней кочки. Жуть! Люди, наверное, в обморок падают.
Его Сиятельство – волосатая глыба, увидев которую содрогнулся бы и неандерталец, залез за свой стол, скрестил пальцы и уставился на меня.
– Здравствуйте,– я улыбнулся. Он фыркнул.
– Ты будешь говорить, червь поганый?
– Слушай ты, орангутанг зубастый, я тебе не подчиненный, орать на меня не надо.
Конечно это вызов, несомненно, он меня достал, но все же больше мое поведение определила скользнувшая мысль, что это просто сон, и вся эта котовасия закончится, когда я проснусь. Правда, через секунду я отказался от столь смелого предположения. Сжавшись под столом и отпинываясь от когтистых лап моего нового знакомого, я почему-то вспоминал маму.
Когда мой мучитель меня поймал, парализовал какой-то серебристой палочкой и снова посадил напротив себя, я увидел, что он смягчился.