Если только они выберутся из пустыни.
Если бы не ребенок, думал Тим, он бы пробежался, ушел бы от погони, как в Пендлтоне или Твентинайн-Палмсе, и это было бы отлично. Завести преследователей в горы и сделать им ручкой: AMF – adios, motherfuckers.[28] Vaya con Dios.
Однако с таким грузом бежать нет смысла. Еще вспотеешь. Потеряешь чересчур много жидкости, а солнце уже скоро взойдет. Как во всех этих фильмах про пустыню, где показывают солнце, потом парня, который ковыляет по песку, потом снова солнце, и парень допивает остатки воды, потом опять солнце, и парень падает. А под конец опять солнце – и кружат стервятники.
Ладно, провались оно все пропадом, думал Тим, доберусь до ближайшего хребта, пока не рассвело, и найду местечко, где можно отлежаться. Где-нибудь в теньке. Он знал, что ищет: небольшую дыру под какой-нибудь скалой. Тогда можно спрятаться в тени и заодно вести наблюдение.
Но для этого необходимо было подняться повыше и к тому же непременно обогнать восход, так что он решил все-таки немного пробежаться. Мальчишка ненадолго проснулся, но вскоре привык к новому ритму и снова задремал.
Тим бежал к горам. Свет едва брезжил, и они только-только начали окрашиваться в шоколадно-коричневые тона.
Джонсон проехал на своем грузовике миль десять в сторону Окотильо-Уэллс, свернул на старую грунтовую дорогу и вот уже с полторы мили катил по ней по направлению к лесу. Съехал с дороги у глинобитной хижины с полуобвалившейся крышей из рифленой жести, остановил грузовик и вошел в хижину.
Внутри темно. Окон нет, помещение освещает одна-единственная керосиновая лампа, воняющая и мигающая на старой катушке из-под кабеля, которую здесь используют вместо стола. Вообще все помещение меблировано подручными материалами. Стулья подобраны на помойке, катушки от кабеля завалялись тут еще с тех пор, когда в Боррего тянули телефонные линии, а картонные коробки от шипучих напитков – с тех времен, когда шипучие напитки продавались в стеклянных бутылках.
Вместо столиков бар уставлен козлами для пилки дров с приколоченной к ним фанерой, но это никого не колышет, потому что местные индейцы заходят сюда, только чтобы закинуться мескалином.
Сейчас здесь спят трое или четверо таких – после ночных излишеств.
Ну и вонища же, морщится Джонсон, несет дерьмом, хоть нос затыкай. Интересно, когда в последний раз хозяева наливали бензин и бросали спичку в дыру маленького сортира, приткнувшегося возле бара?
Джонсон пинает сапогом одного из индейцев, спящих на полу.
– Где Рохас? – спрашивает Джонсон.
Малорослый индеец смотрит на него снизу вверх, бессмысленно моргая.