– Кто это сделал, как ты думаешь? – спросил Кит.
– Какие-то древние индейцы! – крикнул Тим в ответ.
– Откуда ты знаешь?!
– Эти штуки тут по всей пустыне! – ответил Тим. – Их называют пиктограммы!
– А-а.
– И их сделали индейцы!
– Полезу в свою крепость!
– Хорошая мысль!
Тим смотрел, как мальчик забирается в дыру и накрывается крышкой. Будем надеяться, мальчишка поспит, потому что предстоит масса работы, и Тиму не очень-то хотелось, чтобы ее видел ребенок.
Он нашел раздвоенный сук и вкопал его в землю. Клейкой лентой как можно надежнее примотал к ветке пистолет. Извлек из брезентового мешка моток проволоки, привязал один ее конец к спусковому крючку, взвел курок и осторожно размотал проволоку, натягивая ее поперек расщелины на высоте щиколотки. Закрепив проволоку, протянул ее обратно и туго привязал к рогульке.
Вот вам и первый выстрел, подумал он, а я пальну в сторону дальнего входа, и при этом мне не нужно быть там самому. Пусть-ка этот урод прыгнет через огонь, чтобы получить пулю в грудь.
Тим высыпал порох из трех патронов и сделал дорожку от кучи сухих веток до середины расщелины. С помощью саперной лопатки прокопал мелкую траншею – не такую глубокую, как нора Кита, но если Тим в нее ляжет, его будет непросто заметить в темноте. Завершив эту работу, он вырыл еще одну канавку – узкую, неглубокую огневую точку в другом конце расщелины. Больше ничего подходящего для предстоящей торжественной встречи не придумывалось.
Тогда Тим начал размышлять, почему старина дон Уэртеро так напрягается, чтобы заполучить Бобби Зета живым, тогда как было бы куда проще получить его мертвым. И решил: видно, у Бобби есть что-то такое, что очень нужно дону Уэртеро, а может, он что-то такое знает, чего мертвый рассказать, естественно, не сумеет.
Что там спрашивала Элизабет? «Ты у него что-то взял»?
И дон Уэртеро желает это себе вернуть.
Если я хочу остаться в живых, мне надо бы выяснить, что это такое, найти, где оно, и вернуть. Мир не так уж велик, чтобы вечно скрываться в нем от типа вроде Уэртеро.
Тут он услышал негромкий плач Кита. Тихий, безнадежный – так плачут дети, которых никто и никогда не приходит утешать.
– Как ты, ничего? – спросил Тим.
– Скучаю по маме.
– Она скоро выпишется из больницы, – уверил его Тим. – Постараюсь тебя к ней привезти.
Тим, черт подери, понятия не имел, как он это сделает, но решил, что сделает.
– Она не моя мама, – сказал Кит.
– Ну что ты.
– Я слышал, так говорила Элизабет.
– Элизабет не это имела в виду.
– А что?
– Что, может быть, Оливия – не всегда самая-самая лучшая мама.