Оба они, сами того не сознавая, думали в точности то же самое: вот мы идем втроем по улице, мы голодны, как волки, мы вместе, и пусть все катится в тартарары…
Первые десять минут Франк вел себя просто невозможно, критикуя все на свете: меню, цены, обслуживание, шум, туристов, парижан, американцев, курильщиков и некурящих, столики, омаров, свою соседку, свой нож и безобразную статую, которая наверняка испортит ему аппетит.
Камилла и Филибер хихикали.
Выпив бокал шампанского, два стакана шабли и съев шесть устриц, он наконец заткнулся.
Филибер, совершенно не умевший пить, все время смеялся - глуповато и беспричинно. Он то и дело ставил бокал на стол, промокал губы и бормотал, подражая знакомому кюре из деревенского прихода: «Ааа-минь, ааах, до чего же я счастлив быть с вами…» По настоянию друзей он сообщил им новости о жизни своего маленького дождливого королевства, о семье, наводнениях и рождественском ужине у кузенов-интегристов, попутно объяснив с мрачноватым юмором массу невероятных обычаев, чем совершенно их заворожил.
Франк изумленно таращил глаза и каждые десять секунд повторял как заведенный: «Да ну?», «Нет!», «Нееет…».
- Говоришь, они обручены уже два года и никогда… Погоди… Не верю…
- Ты должен выступать в театре, - тормошила Филибера Камилла. - Уверена, ты будешь великолепным шоуменом… Ты столько всего знаешь и рассказываешь так остроумно… И так беспристрастно… Мог бы, например, очаровать публику историями о странностях родовой французской знати…
- Ты… правда так думаешь?
- Я просто уверена! Да, Франк? Слушай… Ты же сам говорил, что какая-то девушка в музее хотела взять тебя с собой на курсы…
- Ддда… Но… но я слишком за… заикаюсь…
- Нет, когда рассказываешь, речь у тебя красивая и плавная…
- Ввы… вы так считаете?
- Да. Твое здоровье, мой высокородный друг! Я пью за то, чтобы в новом году ты принял верное решение! И не жалуйся - его будет легко выполнить…
Камилла расчленяла крабов и делала для них дивные бутербродики. Она с детства обожала блюда из даров моря, потому что возни было много, а есть не приходилось почти ничего. Прячась за горой колотого льда, она могла целый вечер морочить голову сотрапезникам, и никто не доставал ее советами и вопросами. Она подозвала официанта, чтобы заказать еще одну бутылку, проигнорировав практически нетронутую еду на своей тарелке, сполоснула пальцы, ухватила тост, откинулась на спинку стула и закрыла глаза.
Клик-кляк.
Все замерли.
Время остановилось.
Счастье.
Франк рассказывал Филиберу истории о карбюраторе, и тот терпеливо слушал, в очередной раз демонстрируя широту образования и величия души: