Но все проходит, дорогой читатель. В первый раз, уже довольно давно, я был на Тендре с девушкой. Нас привез, выдав за начинающих гидроакустиков, мой приятель, действительный гидроакустик. Нам показали нашу лабораторию — стеклянную трубу, где во взвешенном состоянии прозябал какой-то буек, — и больше не беспокоили. В первый день мы пошли на южный, дальний от поселка берег, и в первый же день видели табун, — лошади купались в море и бесшумно ускакали при нашем появлении; а на обратном пути мы спугнули в степи русака, убегавшего нехотя, ленивыми петлями; а из воды, с подводной «загребы» — мели, что тянется вдоль всей Тендры, — нас самих спугнул деловито охотившийся дельфин… На второй день я занялся рыбалкой, а на четвертый Ира сказала: с нее хватит. Может быть, ледяным тоном отчеканила Ирина, и ее чуть выпяченная, надменная нижняя губка дрогнула, — может быть, я хоть сейчас оторвусь и уделю ей минуту внимания?
Я смутно чувствовал ее правоту. Брезгливо держа подальше от себя очередной кукан с бычками, — девушка одиноко стояла на диком тендровском берегу. Маечка «адидас» почему-то усиливала ощущение ее трогательной незащищенности перед миром палящего солнца, пустой синевы, даже перед какими-то пустынными жучками, равномерно подпрыгивающими над грудой сухих водорослей у ее ног… Что касается меня, то я ловил рыбу, ловил вторые сутки, — дорвался! — и, как назло, именно сейчас одна из удочек изогнулась… выпрямилась… Так берет камбала.
— Но клюет же! — пробормотал я. — Что делать, Ириша?..
— Ах, делать что?! — Ее лицо прелестно порозовело от гнева. — Подсекай, раз клюет!..
Все проходит, читатель. Когда я вторично побывал на Тендре, клевало хуже. Компания на сей раз была чисто мужской; камбала уже не попадалась. Меньше стало лошадей: местные и раньше отстреливали двух-трех на мясо каждую зиму, но в том году, по здешним масштабам обезрыбев, попытались возместить рыбалку охотой — и увлеклись. Старожил Федя уверял, правда, будто облаву на табун организовали для заезжего начальства — не то военного, не то ученого… Но главное, в море у Тендры впервые пришел замор.
Я сам наблюдал один из приступов отравленной воды. В полдень, при полном штиле, вода над загребой неожиданно приобрела красноватый оттенок. Потом эта полоса поползла к берегу.
Ничего страшного как будто не происходило. Наоборот: над водой, над каждым квадратным метром поверхности вдруг весело начали подскакивать рачки — мелкие черноморские креветки, — и весело заорали, все вдруг поднявшись в воздух, тяжелые мартыны. Этих крупных чаек расхаживало в тот день по берегу непривычно много — даже для Тендры.