Она многое узнала за эти месяцы. Как и все молодые сотрудники, стремясь попасть на оперативную работу, она исподволь готовилась к ней. Присматривалась к разведчикам, даже книжки кое-какие почитывала из тех, что сохранились у Юрия со студенческих времен. Но этого ей показалось мало…
Работал в Харьковской губчека помощником уполномоченного Шурка Грошев, белобрысый, веселый и смелый до лихости человек. Едва Галина появилась в губчека, Грошев стал проявлять к ней особое внимание. В свободное время он часами просиживал в комнате, где стоял ее стол, балагуря и рассказывая такие случаи из своей биографии, что даже бывалые чекисты диву давались. И тем не менее Шурке верили. Многое из того, о чем он говорил, подтверждалось приказами по ЧК, в которых Щурке неизменно объявлялись благодарности и поощрения.
Что касается успеха у женщин, то и здесь он был не из последних, хотя нос имел вздернутый, а лицо конопатое: недостаток красоты с лихвой восполнялся его боевой славой.
Галину, однако, не проняло даже самое наглядное свидетельство Шуркиных успехов — маузер с золотой дощечкой на рукоятке, на которой стояла выгравированная надпись: “Александру Терентьевичу Грошеву за беззаветную отвагу”. Была в девушке какая-то сосредоточенная целеустремленность, непоколебимая, почти монашеская строгость. Шурка так и окрестил ее — “монашка”. Когда она смотрела на него в упор темными и, как Шурке казалось, загадочными глазами, он почему-то тушевался и даже самые выигрышные приключения описывал без необходимого блеска.
Однажды она сказала ему:
— Чем хвастать, научил бы лучше чему-нибудь полезному. Стрелять, например.
Шурка с радостью согласился.
Под стрельбище Грошев облюбовал укромный пустырь на окраине Харькова. На первом же занятии он попытался обнять девушку. И тут же горько пожалел об этом. Галина наотмашь ударила его по щеке.
— Ты что?.. — опешил он.
— М-мерзавец! — Галина так побледнела, что Шурка испугался. — Какой мерзавец!.. — И побежала с пустыря.
Как и многие сотрудники Галины, Шурка знал ее историю. Он догнал девушку, долго молча шел рядом, потом тихонько попросил:
— Галь, прости… Гад я, убить меня мало!..
Галина ничего не ответила ему. Вся она как будто окаменела, в глазах стояли слезы. И Грошев, спотыкаясь, плелся за нею, растеряв всю свою уверенность и чувствуя себя последней сволочью на земле.
Спустя несколько дней он подкараулил девушку в коридоре.
— Либо бей меня в морду и счетам конец, либо мне всю жизнь в гадах ходить! — заявил он. — Не будь вредной: вдарь!
И такой кроткий вид был у хитрого Шурки, что у Галины всю злость как рукой сняло.