— Герман! Видишь работу наших орлов-балтийцев?
— Вижу, Афанасий Иванович.
— Давай поточней! За Москву-матушку! За Ленинград родной! За города наши и села!..
— Сейчас, сейчас, Афанасий Иванович, — соглашался Швецов. — Еще пару минут… Надо же нам свою цель увидеть.
Он нажал кнопку электросбрасывателя. Тяжелые бомбы отделились.
— Пошли, Афанасий Иванович!
— Молодцом, штурман!
Взрывы заметили все. Вспыхнул пожар.
— Вот и мы огонь мести зажгли! — ликовал Фокин. Штурман предупредил:
— Пора домой. Обратный курс…
— Погоди, Герман. Еще кружок сделаем, — не согласился Фокин.
Швецов не понял:
— Зачем же, Афанасий Иванович? Ведь бомб уже нет.
— А мы их психологически. Пусть фашисты подрожат от рокота советского бомбардировщика!
Швецов улыбнулся:
— Ладно, пожужжим над ухом Гитлера.
Фокин сделал большой круг над Берлином, давая моторам предельные обороты.
— Теперь порядок. Можно и домой.
Он повел машину в сторону моря. В душе его бурлила радость, хотелось смеяться, кричать, петь. И он запел тихо-тихо, чтобы не услышали штурман и стрелки. Запел свою любимую с детства песню:
Наш паровоз, вперед лети,
В коммуне — остановка.
Другого нет у нас пути,
В руках у нас винтовка!..
В глаза ударил яркий, режущий луч света. Фокин даже прикрыл их меховой перчаткой.
— Герман, кто там балуется?
— Немецкие прожекторы. Поймали все же нас!
Фокин прислушался: сквозь знакомый гул моторов «паровозика» не слышно хлопающих взрывов зенитных снарядов. Значит, надо ждать ночных истребителей. Освещенный прожекторными лучами советский самолет те собьют быстро. Единственное спасение — это попытаться резкими маневрами вырваться из лучей.
Фокин резко потянул штурвал на себя, стремясь набрать высоту. Но ДБ-3 не шел вверх — не тянули моторы. Тогда Фокин бросил бомбардировщик вниз и потом уже вверх и опять вниз. Лучи цепко держали самолет.
— Товарищ старший лейтенант, немецкие ночные истребители! — услышал он в шлемофоне взволнованный голос воздушного стрелка младшего сержанта Белова.
Их сразу можно было заметить по узким длинным лучам мощных фар. Словно кинжалами, они прорезывали ночную мглу и стремительно неслись к попавшему в световую полосу советскому самолету.
— Николай, Валентин, дайте жару фашистским ночникам! — приказал стрелкам Фокин. — Сбейте их с курса!
Лукичев и Белов одновременно открыли огонь из пулеметов. Фокин бросил самолет вниз. Лучи «мессеров» промелькнули стороной.
— Так-то вот лучше!
Полет в щупальцах лучей продолжался минут двадцать. Ночные истребители то и дело заходили в атаку на освещенный советский самолет, но всякий, раз неудачно. Их встречали огнем стрелки, а Фокин маневрами уходил от лучей-кинжалов. От чрезмерного напряжения ему стало жарко, несмотря на холод в кабине, с его лица градом катил пот, застилая глаза.