Мы пошли по городу. Заметно прибавилось бурно строящихся частных домов внушительных размеров. Кто-то богател, кто-то приезжал из других республик бывшего нерушимого. Когда межу ними пролегли границы, многие подались в Россию, спасаясь от войны и голода. В городе жила большая армянская диаспора, много выходцев из Душанбе и Казахстана. Те, кто побогаче, рвались в краевые центры - в Ростов и Краснодар, а то и поближе к Москве, а те, у кого денег было поменьше, переползали на последнем издыхании границу и оседали по мелким городам и станицам благодатного края.
Потом мы остановились посмотреть на большой, красивый храм. Подъехала "Волга", из неё с трудом выбрался батюшка метра два ростом и охвата невероятного, с лицом не только круглым, но и выпуклым, с реденькой бородкой. Он перекрестился на храм пухлыми пальцами и протиснулся в ворота.
- Ну и поп! Об такой лоб только поросят бить, - покачал головой Манхэттен.
И тут же получил по затылку от Димки, который истово крестился на кресты храма. Алик хотел что-то возразить по этому поводу, но Дима показал ему увесистый кулак, и аргумент был признан серьезным. Манхэттен заткнулся. Гулять особо было негде, и мы вернулись в центр, зашли в музей, хотя выучили его назубок ещё в прошлый приезд, а я так и раньше: приходилось бывать тут во время раскопок. И сотрудника музея, старшего археолога района я немного знал. Звали его Андрей, но в этот раз мы его не застали, куда-то уехал, впрочем, почти как всегда.
В музее было тихо и удивительно чисто. Одна сотрудница меня узнала, спросила, не на раскопках ли мы. Пришлось ответить, что нет. И в сердце кольнуло.
Я заторопил друзей, и мы вернулись в гостиницу. Там нас чуть Кондратий не хватил. Дверь в номер была приоткрыта. Мы не сговариваясь бросились внутрь и застыли на пороге. Две миловидные женщины убирались в комнатах. Мы с облегчением перевели дух и переглянулись.
Каждый из нас в душе, я уверен, проклинал себя за беспечность. Отправившись просто пошляться, мы оставили без присмотра огромную сумму денег. Это послужило нам уроком на будущее. С тех пор мы никуда не уходили вместе, если в доме оставались деньги и товар.
После обеда, когда мы дремали, развалясь на кроватях, к нам постучал молодой парень, сказал, что он от Хлюста, что дом освободился, и Хлюст просит кого-нибудь сходить посмотреть его. Пошли Дима и Манхэттен. Я остался.
Вернулись они быстрее, чем я ожидал, оба в приподнятом настроении, почти восторженные. Наперебой бросились расхваливать домик, заторопили, затормошили меня, и уже вечером мы переехали на новое место. Это оказался небольшой дом из четырех комнат, беленый, без обоев, светлый и чистенький, огражденный высоким забором. Вдоль стены шла беседка из виноградных лоз, которые летом закрывали окна зеленью от яркого и жаркого солнца Кубани.