А она тем временем подняла шумиху по поводу Арбузного фестиваля: мол, все это глупо, архаично и вообще неправильно и пора, мол, с этим покончить или хотя бы изменить программу — и это про старейший фестиваль такого рода в Соединенных Штатах! Она хотела превратить его в «безобидное развлечение, не оскорбляющее ничьего достоинства». Я плохо понимала, к чему она клонит. И в этом я была не одинока. Что она имеет против арбузов? И вообще, кто она такая, эта вертихвостка, приехавшая в наш город всего несколько месяцев назад? Кстати, кто-нибудь знает, откуда она приехала? И как далеко она зайдет в своих попытках учить нас жить? Вы в курсе, что она средь бела дня принимала в своем доме негра и что они вдвоем завтракали на открытой веранде, шутили и смеялись, как старые друзья, на глазах у всех? Люди сначала отказывались этому верить. Полгорода проехало по улице мимо ее дома только затем, чтобы взглянуть на эту картину. Я ничего не имею против негров, а также против завтраков или открытых веранд, так что не изображайте меня в своих записях этакой бякой-букой. Я не возражаю против каждой из этих вещей в отдельности, но мне не нравится, когда их сводят вместе. Вот отсюда и возникают проблемы.
Однако Люси ловко повела игру. Ее разговоры о фестивале, дружба с неграми и тому подобное — все это повлияло на умы (читай: на мужские умы), и кое-кто начал поговаривать, что она, может быть, и права. «Во всяком случае, не стоит с ходу отвергать ее идеи, — рассуждали мужчины. — Надо все обдумать и обсудить». И они отправлялись к ней с намерением обсуждать идеи до глубокой ночи, а там посмотреть, что из этого выйдет.
Я не хочу углубляться в подробности той истории с Игги, потому что мне больно вспоминать реакцию Карла, когда он все узнал. Ведь Карл тоже был ее учеником, и тем не менее она предпочла ему Игги. Карл не мог этого понять. Как-никак, он был видный мужчина, высокого роста и на лицо недурен, а Игги — уродливый коротышка, типичный дегенерат. Если бы она взяла ружье и выстрелила Карлу в висок, пуля не убила бы его вернее, чем получение такого известия. Конечно, я знала, что творится в сердце и в голове Карла, но я ничего не могла сделать, поскольку сама была в числе пострадавших. Люси поступила так с единственной целью — сорвать фестиваль, и все это прекрасно знали. Однако Карл ужасно переживал, и разговаривать с ним было бесполезно, хотя я и пыталась. Я ему много чего наговорила; как жена, я имела на это право. Только помочь ему я не могла. Он выпал из окна спустя семь лет — или сколько их там прошло с тех пор, как ваша мать, приехав сюда, убила его душу, — и когда мне об этом сообщили, первой моей мыслью было: «Почему он так долго с этим тянул?» Ведь он, по сути, давно уже был мертвецом.