Вдруг Настасья очнулась. Огляделась. Нет, уже не царица Клеопатра. Она, Настасья Перепелкина. Лежит на диванчике, купленном на премию к Новому году. Родители ее рядом, профессор со странной фамилией.
– А что случилось? – спрашивает.
– Кто ты, доченька? – родители интересуются.
– Настасья я, – встрепенулась та, – что-то я наговорила тут чепухи всякой. Вы не обращайте внимания. Я уже и забыла все. Так, разнервничалась немного. Арабский принц мне в любви признался.
Родители тревожно переглянулись сначала между собой, потом поглядели на профессора, тот сидит весь какой-то ошалелый и бормочет:
– Так это правда?! Так я и есть Юлий Цезарь?!
Схватил в охапку Настины книги и бежать.
Родители Настене дали снотворное, чтобы она отдохнула после своего царствования. Настя уснула, и ей приснился нормальный сон: она бежала за поездом, а проводник из окна последнего вагона накручивал ей фигу.
Вечером пришел Эдик, учитель иностранных языков из соседней школы, ее бывший одноклассник, которому она позвонила, как только проснулась.
– Привет, – обрадовалась его визиту заспанная Настя, – у меня нервишки немного пошаливают, ты внимания не обращай. Вот тут записка на арабском, переведи, пожалуйста. Для меня это вопрос жизни или смерти.
– Чего, это так серьезно? – Эдик с опаской взял визитку. – Дорогая бумага, – он поднес листок к носу, – парфюм тоже дорогой. А где здесь по-арабски?
– Ну, как же где? Перед тобой! – не терпелось Насте.
– Так это чистый французский. Ты чего, Настена, азы забыла? Мы ж его еще в пятом классе зубрили. Читай сама, что написано?
Настя поднесла листок к глазам: «Мон шер Лариса!» Слезы не дали дочитать остальное. Эдик взял визитку и перевел сам:
– «Дорогая Лариса! Я очень по тебе скучаю. Жду нашей встречи. Люблю. Твой принц Али». Слушай, а что, он действительно принц? А где вы его подцепили? Кто такая Лариса, которую он любит? Почему записка оказалась у тебя?
– Эдик, слишком много вопросов задаешь. Я, царица Клеопатра, тебе сейчас велю голову рубить!
Тот очень удивился и попятился к двери.
– Дочь, у тебя опять? Начинается правление? – заволновался Тимофей Спиридонович. – Может, Юлия Соломоновича пригласить?
– Не надо, папа. Это я так.
– Действительно, так, раз отцом назвала, а не плебеем.
В тот же вечер Настя отнесла вазу с экзотическими цветами Ларисе. Она поставила ее в коридоре, строго-настрого наказав той не ставить их к постели.
– Такие видения случились! Такие глюки! И у меня, и у профессора Цезарева.
Ларисе некогда было смотреть глюки, у нее вся жизнь была как один большой глюк. Ей захотелось закрыть глаза, забыться на мгновение, а открыв их снова, увидеть себя молоденькой и глупой, которой была лет десять назад. Тогда бы она не разбиралась так дотошно в мужиках. С радостью выскочила бы замуж за Ромку, если бы он, конечно, предложил. Или за кого-нибудь другого. Не от хорошей жизни ее потянуло регистрироваться с неадекватным незнакомцем…