– А чего до сих пор не женились?
– Не было времени. Смех сказать, но это – чистая правда. Потому что так, дражайший: вначале война, а тогда не до таких вещей. Потом возвращаюсь в мое Ковалево, а тут как вымели: все сгорело до фундаментов, да и те тоже мужики разворовали; как говорится, не было за что рукой зацепиться. Ну, так как же жениться? Невозможно взять жену, посадить ее, мой дорогой, под грушей и сказать: садись, любимая, здесь и жди, пока я хату построю и кусок хлеба для тебя из земли добуду. Когда уже начал отстраивать хозяйство, так от зари дотемна был на ногах. И только все так-сяк устроил, а тут кризис. Я думаю про себя, что за черт? Люди все равно есть не перестанут. Земля свое дать должна. Но несколько лет не давала. Метр ржи или фунт пакли – одна цена. Сами знаете.
Емел поддакнул.
– Знаю, знаю. Правда, ржи не сеял, а вот плантация пакли была.
– Как это? – удивился пан Юрковский.
– Совершенно обычно. Пакля на черепе. Как видите, цинцинати, плантация не благоухает: слишком плохая кресценция.
– Ха-ха-ха! – сообразил пан Юрковский. – Значит, вы лысеете? Ха-ха-ха! Ну и комик же вы! Что это я там говорил? Ага, так до женитьбы не доходило. По правде сказать, наша околица неурожайная на невест, а какие были, те уже давно повыходили замуж. Придешь к одному соседу, к другому – все женатые. У каждого в доме жена, дети…
– На камне рожденные, – прокомментировал Емел.
– На камне рожденные, – повторил по инерции пан Юрковский и, сообразив, что попался на невинную шутку приятеля, снова взорвался смехом. – Ну, вы настоящий варшавянин, языкастый. А вы никогда не были женаты?
– Никогда, – покачал головой Емел.
– И вам никогда не хотелось жениться?
– Ну, как же, двое парней тянули меня, чтобы я женился на их сестре.
Пан Юрковский понимающе прижмурил левый глаз.
Так они болтали почти до вечера, пока гость не начал собираться к отъезду. Поскольку он как-то нерешительно оглядывался, медлил с отъездом, покашливал, Емел предложил:
– - А может, вы бы хотели попрощаться с панной Люцией?
– О, конечно, конечно, если она хорошо себя чувствует и не спит еще.
Люция не спала, но попрощалась с паном Юрковским через дверь, а после его отъезда сказала Емелу:
– Какой милый человек! В нем столько непосредственности и привлекательной простоты, которую дает искреннее и доброе сердце.
– Правда, – коварно согласился Емел, – а при этом красота, плечи Геркулеса, бицепсы титана, шея зубра, фантазия Кмитица! О-го-го! Бедный мой приятель, бедный мой приятель!
Люция удивленно смотрела на него.
– О ком вы говорите?