— Ее зовут Арина, она беременна, и ей нужна чья-то поддержка, — закончил за него Андрей.
— Как беременна?
— Ну, вам лучше знать, у вас же двое детей.
— Но-о, — эта новость явно застала его врасплох. — А как она вообще?
— Честно говоря, не в курсе. Хотел, вот, завтра с ней встретиться. Но думаю, все будет в порядке.
Теперь тайм-аут срочно понадобился Карлу. Одна-единственная новость поразила его ничуть не меньше, чем то пламя переживаний, которое он разжег в душе Андрея своим неожиданным появлением.
— Ну, я, пожалуй, пойду.
— Вас проводить?
— Нет, не надо. Я сам.
Уже у самых дверей он еще раз вернулся и положил на стол какой-то предмет.
— Это моя жена просила передать. Она сказала, что это было когда-то подарено и принадлежит именно тебе.
Когда Карл убрал руку, Андрей тут же узнал старинный серебряный крест с выгравированной надписью на тыльной стороне — «Братья немецкого дома».
— Хильда ваша жена?
— Да, мы с ней уже полвека вместе, и она обо всем знает.
— Как знает??? И что она вот так вот во все взяла и поверила?
— Сперва нет. Но после полетов в космос у нее закончились все аргументы.
— А как она сейчас? Она ведь еще жива? — с какой-то «последней» надеждой в голосе спросил Андрей.
— Да, у нее все хорошо. Она даже хотела поехать со мной, но потом передумала.
— Почему?
— Не знаю. Наверное, не хотела, чтобы ты видел ее такой, какой она стала.
Андрей на секунду попытался представить Хильду, которой сейчас должно было быть далеко за семьдесят, но не смог. В его памяти она по-прежнему оставалась такой же молодой и желанной, какой он помнил ее, в уже далеком сорок третьему году. И он даже на миг себе не мог представить, что она, пышущая жизненной энергией, может быть такой, как Карл, доживающей свои последние дни дряхлеющей старушкой.
— Ну, тогда я пошел. До вечера.
— А, хорошо…
Подойдя к окну, Андрей устремил свой взор ввысь, где туманные очертания облаков сливались с лавиной сыплющих с неба осадков. Погода была такой же, как и накануне. Все тот же шквалистый ветер, с легкостью раскачивающий на крышах ощетинившиеся «иглы» антенн. Тот же застилающий все вокруг мокрый снег. Та же непогода и слякоть. Только сейчас в этой промозглой серости что-то изменилось. Появилось какое-то непривычное и беспокойное ощущение этого нового, пока еще незнакомого ему мира, в котором он был лишь маленькой частицей из миллиарда таких же, покорно и беспрекословно уходивших в бездну небытия.
Всех, кроме него, которому было дано еще и ПОЗНАТЬ.