Здесь находился солдатик из Камчатки, который, стоя на посту, расстрелял в упор начальника караула и двух своих сослуживцев. Обследовался и горилоподобный рыжий сексуальный маньяк, который в лифтах душил и насиловал свои жертвы. Всего у него было раскрыто одиннадцать эпизодов, пять из них — со смертельным исходом. Украшением палаты был легендарный «Мосгаз»-Оганесян, наводивший в свое время ужас на москвичей. Он грабил квартиры, представляясь работником Мосгаза. На нем тоже висело несколько трупов. В общем, компания была «веселая». Каждое утро после завтрака был врачебный обход во главе с заведующей отделением — женщиной лет сорока с лишним, узбечкой. Звали ее Раиса Фазиловна. Она была доктором медицинских наук. Вокруг нее суетились с десяток доцентов и кандидатов наук. Каждый врач вел одного больного в палате. Как Шлихт понял, основными методами обследования были наблюдение и собеседование. Экспертиза длилась тридцать дней, после чего комиссия должна была установить, был ли подследственный невменяем во время совершения преступления или нет. Если он был вменяем, то его ждал суд, зона или вышка. А если подследственного признавали невменяемым, то он направлялся на специальное принудительное лечение в больницу тюремного типа. С тяжелыми статьями это была «вечная койка». Что лучше, сказать трудно. Невменяемыми часто признавали диссидентов. В отделении их было всего двое. Какой-то правдоискатель — директор шахты с Донбасса — и очкарик, якобы готовивший покушение на членов Политбюро.
На обходе к Шлихту подошла женщина лет тридцати и представилась:
— Я ваш лечащий врач. Меня зовут Ольга Святославовна.
Как позже он узнал, она была киевлянка, к тому же и украинка. Внимательно осмотрев ее, Шлихт остался доволен. Ладная фигура, вьющиеся волосы, выбивающиеся из-под шапочки, миловидное лицо — все радовало глаз. В этот день она вызвала Шлихта к себе в кабинет, и они долго разговаривали о самых разных вещах. В конце беседы она спросила, не назначить ли ему успокоительное. Шлихт отказался. Он был совершенно спокоен.
Вернувшись в палату, Шлихт увидел, что соседняя койка, ранее пустовавшая, занята. На ней поверх одеяла в позе лотоса сидел мужчина лет тридцати пяти, высокого роста, худощавый, жилистый и, как показалось, очень сильный. Лицо у него было продолговато-худощавое, очень выразительное. Шлихт бы даже сказал — иконописное. Такие лица встречаются не часто и надолго запоминаются.
Подошло время обеда. Все маньяки, убийцы, диссиденты и прочие преступники, не смотря на не совсем чистые руки и совесть, дружно уселись за стол.