Но тем дело не кончилось.
Сильвестр и Адашев поняли, что вопрос поставлен ребром. Уже не о поездке в тот или иной монастырь идет речь, а о влиянии обоих вообще на царя. Теперь упустить из рук прежнюю силу – никогда не вернуть ее. Иван все старше становится, тверже умом и волей.
И решили сделать последнюю, отчаянную попытку, смело повлиять на суеверный дух набожного царя.
Ранним утром следующего дня был назначен отъезд царский. Но еще раньше, как только проснулся царь, к нему вошли Сильвестр, Адашев, князь Иван Мстиславский, который должен был отсюда на Москву вернуться, и князь Андрей Курбский.
Все они казались взволнованны.
Первый заговорил Сильвестр.
– Прости, государь! Почивать тебе не дали, до зову пришли… Да дело великое… Чудо явилось новое в обители…
– Чудо? Какое чудо? – взволнованный, полуодетый еще спросил Иван.
И, приоткрыв дверь в соседнюю келью, куда ушла царица к сыну, сказал:
– Слышь-ка, Настюшка! Чудо, толкуют, новое… Да где? У мощей святителя? Али в пещере его?
– Нет… В келье у старца Максима, государь!
– Максима… Да… Ну, толкуйте: какое чудо? – прикрывая снова дверь к жене, спокойным тоном заговорил Иван.
– Вот, до зари то было, недавно-таки… – начал Сильвестр. – Только монахи ночную службу отстояли, по келиям разошлись… Через два часа – прибегает послушник, что спит в келье у старца Максима, дряхлости и недугов его ради, – и говорит игумену: «Дивное нечто творится в келье у нас. Лег я заснуть. И старец мой уснул же. А вдруг, гляжу, свет у киота, что в углу… Тамо все свечи, словно к празднику, зажжены и лампады неугасимые, все четыре сияют! Сам же старец – сном покоится… Думаю: он возжег и уснул. Погасил я свечи и лег. А меня ровно толкнул кто через недолгое время. Прокинулся я со сна, – сызнова светятся иконы, зажжены огни… И так до трех раз. Взбудил я старца, – говорит послушник, – пытаю его: «Ты, отче, свечи и лампады возжег?» – «Нет! – говорит. – Это все возжено Божиим некиим произволением… Чую: дух пророческий нисходит на меня… Пойди, позови советников близких царя… Скажу им нечто». Тогда игумен, выслушав, за нами послал, за тремя. А по пути князь Ондрей попался, шел ратников подымать. Мы и его позвали. Приходим в келью к Максиму, а той…
– О моем пути царском и о моих судьбах прорицать стал?
– Угадал, государь… Желаешь ли выслушать?…
– Отчего же, говорите… Занятно… Занятно…
– Страшно, а занятного – мало будет, чадо мое! Слушай! Стоит старец, как мел, бледен ликом, трясется и глаголет: «Прорицаю царю: да не противится совету моему и вашу. Бог того не хочет… А ежели презришь, царь, поедешь в путь дальний и на Песношу же придешь… И не послушаешь меня, по Бозе советующа… Забудешь кровь мучеников – ратников, избиенных от поганых за правоверие, презришь слезы сирот и вдовиц, поедешь с упрямством… Ведай о сем, царь, иже сын твой умрет, не возвратится оттуда жив! А послушаешь – все живы и здравы будете!»