Горецкий поспешно отвел глаза, однако графиня оказалась необычайно проницательной.
– Никак знаешь что про Жоржа? – ахнула она. – Вижу, что сидишь как на иголках… И то сказать: не для того ты пришел, чтобы кофии распивать и старухины бредни слушать!
– Уж и не знаю, как сказать… – замялся Горецкий, – новость-то уж больно нехорошая…
– Да говори уж! – крикнула графиня. – Чем душу тянуть…
– Похоже на то, что убили Георгия Александровича, – с маху высказался Аркадий Петрович, – вот что в газетах было… что трупы нашли в подвале…
Крак! – послышалось от окна, это со стуком упали ножницы. Лизавета Ивановна вскочила с места, руки ее дрожали, глаза едва не вылезали из орбит.
– Что это ты, голубушка, так рассиропилась? – неприязненно спросила графиня. – Приди в себя, дай человеку рассказать толком.
Лизавета Ивановна опомнилась от строгого окрика и села на стул, втянув голову в плечи. Горецкий, опуская подробности, рассказал то, что он узнал от комиссара.
– Как чувствовала я, что Жорж плохо кончит… – пригорюнилась графиня, – потерянный он какой-то был, пить стал нехорошо… Ну да, видно, судьба такая… Лизавета Ивановна, куда это ты?
– Я-я… Мне нужно на улицу… – прошептала Лизавета Ивановна дрожащим голосом.
– Зачем это? – удивилась графиня. – Выходной у тебя только послезавтра.
– Мне нехорошо… воздуха…
– Разве ж можно в таком виде на улицу идти? Да на тебе и правда лица нет. Вот возьми-ка…
Графиня по старинке от всех болезней лечилась нюхательной солью.
Лизавета Ивановна выглядела не блестяще, с ней что-то явно было не так. Горецкий подошел к окну и взял ее за руку. Пульс был частый, неровный, но рука не дрожала. И плоская грудь не вздымалась бурно, как раньше. Глаза смотрели спокойно, она настойчиво отняла у Аркадия Петровича свою руку.
– Так-то лучше, – сказала графиня, – а то ишь вздумала ахать и охать, как девица молоденькая…
Лизавета Ивановна молчала, но Горецкому удалось перехватить ее взгляд, брошенный на свою благодетельницу. Во взгляде этом было столько неприкрытой ненависти, что он мысленно ужаснулся. Он выразил графине соболезнование и откланялся, присовокупив, что разузнает все подробнее и непременно зайдет или телефонирует.
Собственно, в ненависти компаньонки к графине нет ничего удивительного, размышлял Аркадий Петрович, шагая по бульвару Осман. Графиня обращается с ней сурово, хуже того – безразлично, как с вещью, несчастная женщина не может ей ответить тем же. Но эта странная реакция на смерть Жоржа… Графиня-то держалась молодцом, что и говорить. Влюблена, что ли, была Лизавета Ивановна в князя?