Поравнявшись, Холодов остановился.
— Ты чего не показываешься домой? — строго спросил он, в упор глядя на Таню. — Рано стала по ночам шляться! Ишь ты, барышня выискалась! Погоди, я с тобой еще поговорю! — угрожающе бросил Холодов и пошел, шурша плащом.
Оглядываясь на Таню и Мишу, следом за ним поспешил и Степка.
С минуту Таня стояла не шевелясь, потом тряхнула головой и с ненавистью проговорила:
— Заботливый какой! У-у, суслики! И Степку таскает за собой, как хвост. Опять собрались ночью молотить.
— Как же они будут молотить? Ведь на току никого нет, — не понял девушку Миша. — Ночью не разрешают работать — свет нельзя сейчас зажигать.
— Он и в потемках видит.
«Так вот почему Степка не пошел работать с нами, мелькнула у Миши мысль. — Этот одноглазый подыскал ему выгодное местечко».
Он загородил Тане дорогу и, взяв ее за руку, стал настойчиво расспрашивать о Холодовых. Поняв, что скрывать нельзя, что Миша может подумать о ней плохое, Таня рассказала, ему все: и о том, как ее заставляли носить с тока зерно, и о том, что Степка ночами обмолачивает в копнах пшеницу. Миша слушал ее внимательно, но Таня вдруг умолкла и едва слышно попросила:
— Ты только, Миша, пока никому не говори, а то они меня…
Голос ее осекся, и Миша скорее почувствовал, чем увидел, что она плачет.
— А ты их не бойся, — он растерянно смотрел на девушку. — Они же воруют, понимаешь? За это им попадет!
— Мне тоже от них попадет, — сказала Таня, немного успокоившись. — Ну что мы стоим, уже совсем темно.
— Пойдем через рощу, так ближе, — предложил Миша.
— Я никогда там не ходила.
— Не заблудимся, я знаю тропинку.
Луна еще не взошла. Деревья и кустарники казались черными и огромными. Роща жила ночной жизнью. В прошлогодней листве шуршали ежи, где-то жалобно кричала птица, над головами гудели жуки.
Миша и Таня шли по тропинке рядом. Уже по тому, что Таня молчала, сосредоточенно прислушиваясь к шорохам, Миша догадался, что она боится темноты. А когда совсем рядом с шумом взлетела птица, Таня вздрогнула и невольно прижалась к Мише. Лицо ее было так близко, что он почувствовал на своей щеке горячее дыхание. Сам не заметив того, Миша осторожно сжал ее плечи.
— Это сова шарахнулась, — успокоил он. — Очень испугалась?
— Немножко, — призналась Таня, отходя от него и ускоряя шаг.
Теперь разговор окончательно не клеился: оба испытывали неловкость от неожиданной, случайной близости.
Наконец подошли к дому Холодовых. Возле калитки остановились. Луна только что поднялась, и сумрак стал редеть, рассеиваться. Миша посмотрел на Таню. Лунный свет делал ее лицо неестественно бледным, а глаза от этого казались еще глубже, темнее.