— Голову подставлять — дело нехитрое, — Холодов помедлил, кашлянул в кулак. — Да и не за что. Бог даст, проживем. Как-нибудь приспособимся при немцах.
Долго они сидели. Лампа мигала и сильно чадила. Клубы табачного дыма плотной завесой плавали над головами.
— Завтра всю твою солдатскую амуницию закопаю в саду, — рассуждал Холодов. — Степке пока ничего говорить не будем, проболтается еще.
Неожиданно за стеной, в приткнувшемся к дому сарае, захлопал крыльями петух и хрипло, будто кто-то давил ему горло, кукарекнул. Ефим, как ужаленный, вскочил и, затаившись, вопросительно посмотрел на отца.
Холодов тихо засмеялся и проговорил:
— Зарю возвещает.
— У-у, черт, напугал, — буркнул Ефим и, вздохнув, жалующимся голосом добавил: — Боюсь, во сне стану кричать.
Он громко зевнул, прошелся по комнатушке, потом присел на кровать и начал стаскивать сапоги.
— Сил больше нету, спать хочу. Все эти дни, как воробей: сплю, а сам все слышу.
Холодов направился было к двери, но Ефим остановил его:
— Забери, батя, эту коптилку, — он показал на чадящую лампу. — Голова от нее разболелась.
Холодов взял лампу и бесшумно открыл дверь.
Вдруг он застыл на месте. Ему показалось, что голова Тани нырнула под одеяло, он даже видел, как дрогнул угол подушки. Кровь ударила в виски Холодову. «Она слышала разговор, — чуть слышно прошептал он сам себе. — Погубит нас чертова девка, пропадем мы».
Держа перед собой лампу, он сделал несколько шагов к кровати, на которой лежала Таня, остановился у изголовья и прислушался к дыханию девушки. «Притворяется, дрянь», — твердо решил он.
Ефим уже лежал в постели.
— Ты чего, батя? — испуганно спросил он, вскакивая и хватаясь за брюки.
Холодов приложил палец к губам и присел рядом с сыном.
— Сдается мне, слышала она все, — кивнул он на дверь, выходящую в комнату Тани.
— Что ты! — ужаснулся Ефим, растерянно озираясь.
— Не иначе как она продала тогда Степку, захлопали нас с зерном.
— Что же делать? Может, мне уйти?
— Куда?
— Где-нибудь с недельку перебьюсь, а там, глядишь, немец нагрянет.
— К черту! — зло проговорил Холодов. — Из своего-то дома? Нет уж… Мы присмотрим за ней, в случае чего… Пойду гляну.
— Не надо, батя.
Холодов шагнул через порог. К кровати Тани подходил на цыпочках. Осторожно приподнял край одеяла. Девушка дышала ровно, ни один мускул лица не дрогнул.
— Слава богу, померещилось, — облегченно вздохнул Холодов.