Убийство Плеве захватило Департамент врасплох. Возможность этого убийства там давно предвидели, с нею давно считались. "Время было такое, - объяснял позднее Лопухин, - что не надо было никаких тайных агентов, чтобы понять, что раз существует группа, проповедующая политический террор. Плеве должен стать первой его жертвой". Целый ряд раскрытых подготовлений к этому убийству достаточно убедительно подтверждал правильность подобного "умозрительного" заключения. И все же у руководителей Департамента и у самого Плеве прочно держалась уверенность, что удар удастся отвратить. А. Ф. Кони вскоре после взрыва на Измайловском проспекте рассказывал своим знакомым о встрече с Плеве. Они столкнулись незадолго перед тем на утренней прогулке на Аптекарском острове. Плеве гулял один, без всякой охраны, и Кони спросил его, как может он идти на риск подобных прогулок, зная, что революционеры мечтают о покушении на него. Плеве в ответ самодовольно усмехнулся: "обо всех их планах я буду знать заблаговременно". Он полагал, что не напрасно он в отмену всех правил разрешил Азефу войти в состав боевого центра социалистов-революционеров. С этой стороны он считал себя хорошо охраняемым. Тем неожиданнее был удар, нанесенный Сазоновым. В Департаменте растерялись и совершенно терялись в догадках. "Если Азеф ничего не знал, - говорили там, - то дело совсем плохо". Одно время думали даже, что авторами покушения были социалисты-поляки.
Когда пришлось поверить, что бомба брошена членом Боевой Организации, то в Департамент для объяснений был вызван Ратаев. Нет никакого сомнения, что перед выездом в Петербург последний повидался с Азефом, но сведениями относительно этого их свидания мы не располагаем: свою "Историю предательства Азефа" Ратаев довел только до момента взрыва бомбы Сазонова. Но со свидетельства Лопухина мы знаем, что говорил ему Ратаев: по рассказам последнего, "Азеф свою неосведомленность в данном случае объяснил тем, что Департамент Полиции недостаточно, по его словам, осторожно относился к сообщаемым им сведениям, слишком часто пользуясь ими для предупреждения различных замыслов социалистов-революционеров, которые под впечатлением своих обусловленных таким образом неудач стали проявлять исключительную осторожность, пресекшую и для Азефа источник осведомленности как раз в самое тревожное время". Из этого ясно, что в разговорах с Ратаевым Азеф продолжал вести ту самую игру на задетом самолюбии последнего, которую он начал еще в дни ареста группы Клитчоглу, - и по-прежнему имел полный успех. Во всяком случае, перед Лопухиным он прикрыл Азефа, а Лопухин поверил его объяснениям, или сделал вид, что поверил.