— Оставьте его! — приказал Луп французскому пехотинцу, собиравшемуся дать негодяю coupde grâce[5]. — Пусть умирает долго и трудно, — сказал Луп. — Он заслужил это.
Оставшиеся в живых стрелки батальона Оливейры открыли беспокоящий винтовочный огонь из-за стен, и Луп погнал коня прочь.
— Драгуны! Спешиться! — Он решил дать своей спешенной кавалерии поохотиться на оставшихся в живых, в то время как его пехота имела дело с Real Compania Irlandesa и стрелками, которые, похоже, нашли убежище в зданиях казарм. Это было неприятно. Луп надеялся, что его авангард захватит Шарпа с его проклятыми зелеными куртками в арсенале, и что к настоящему времени Лупу уже удовлетворит чувство мести за тех двух солдат, которых убил Шарп, но вместо этого стрелок сбежал и придется выкуривать его из казарм как лису из норы после целого дня травли. Луп подставил циферблат часов свету луны, пытаясь определить, сколько времени у него осталось, чтобы управиться с казармами.
— Monsieur! — послышался чей-то голос, и бригадир закрыл крышку часов и спрыгнул с седла. — Monsieur!
Луп обернулся и увидел рассерженного португальского офицера с узким лицом, конвоируемого высоким французским капралом.
— Monsieur? — ответил Луп вежливо.
— Меня зовут полковник Оливейра, и я должен заявить протест, monsieur. Мои люди сдаются, а ваши солдаты убивают их! Мы — ваши пленные!
Луп достал из ташки сигару и наклонилась к умирающему костру, чтобы найти тлеющие угли и прикурить.
— Хорошие солдаты не сдаются, — сказал он Оливейре. — Они умирают.
— Но мы сдаемся, — настаивал Оливейра с горечью. — Возьмите мою саблю.
Луп выпрямился, затянулся сигарой и кивнул капралу.
— Позвольте ему идти, Жан.
Оливейра встряхнулся, свободный от власти капрала.
— Я должен заявить протест, monsieur, — сказал он сердито. — Ваши солдаты убивают людей, которые подняли руки.
Луп пожал плечами.
— Ужасные вещи случаются на войне, полковник. Теперь дайте мне свою саблю.
Оливейра вынул саблю из ножен и протянул ее эфесом вперед суровому драгуну.
— Я — ваш пленный, monsieur, — сказал он голосом, хриплым от позора и гнева.
— Вы слышите это! — закричал Луп так, чтобы все его люди могли услышать. — Они сдались! Они — наши пленные! Смотрите! У меня сабля их полковника! — Он взял саблю у Оливейры и помахал ею в дымном воздухе. Обычаи войны требовали, чтобы он вернул оружие побежденному противнику, взяв с него честное слово, но вместо этого Луп поднял клинок, словно хотел оценить его эффективность. — Подходящее оружие, — сказал он неохотно, затем посмотрел в глаза Оливейре. — Где ваши знамена, полковник?