Вероника была готова упасть на колени, но там, где она стояла, еще хватало битого стекла.
– Я сделаю все, что ты хочешь, – пролепетала она.
– А я сейчас ничего не хочу, женщина. Мне от тебя ничего не надо.
– Нодар, – зашлась в рыданиях Вероника. – Нода-ар!
– Цыц, – прикрикнул Гванидзе.
Его пальцы беспрестанно вращали скальпель, заставляя его выписывать замысловатые фигуры. Стальная полоска матово серебрилась, примагничивая остановившийся взгляд Вероники. Она не поверила своим ушам, когда услышала:
– Может, подарить тебе жизнь?
– Что? Да! Подарить, конечно подарить! Я… я…
– Ладно, считай, один день у тебя есть, – осклабился Гванидзе. – Знай мою доброту.
– День?
– Ну да. Тебе мало?
Вероника прикусила язык. Это был не тот случай, чтобы торговаться. Скальпель продолжал крутиться в сильных волосатых пальцах мужчины, являвшегося хозяином положения. Жестоким и безжалостным хозяином, за спиной которого можно было при желании разглядеть парикмахерские манекены с лицами из человеческой кожи. Такого желания у Вероники не возникало, а вот жить ей хотелось до слез.
– Сейчас я уеду по делам, – продолжал Гванидзе, приподняв пальцем подбородок Вероники. – Мне должны подкинуть партию дешевого оружия, – пояснил он таким доверительным тоном, словно беседовал с женой или верной подругой. – Вернусь вечером или ночью. Поскучаешь тут без меня одна.
– Да, – кивнула Вероника, ничем не выдавая безумную надежду, зародившуюся в ее груди.
– А потом подъедут мои братья, – сказал Гванидзе. – Они явятся за оружием и ненадолго задержатся в моем доме. Понятно?
– Братья, понимаю. У тебя их много?
– Тысячи. Десятки тысяч.
– Как это? – опешила Вероника.
– Я говорю о верных воинах Аллаха, – напыщенно произнес Гванидзе. – О сынах Ичкерии, жертвующих всем ради свободы. О тех, кто вынужден скрываться в горах, отказываясь от радостей жизни. Некоторые из них не видят женщин месяцами, годами…
До Вероники начало постепенно доходить, о чем толкует Гванидзе, но она промолчала, шумно сглотнув слюну. Острый кончик скальпеля пощекотал ее пупок, а потом скользнул ниже, не позволяя ни на миг забыть о своем существовании.
– Так что? – спросил Гванидзе. – Готова ли ты немножко развлечь моих гостей? Это и будет платой за подаренную тебе жизнь.
– Тысячи братьев, – вырвалось у криво усмехнувшейся Вероники. – Боюсь, я и десяток не сумею ублажить. Сдохну.
– Гостей будет всего лишь трое, – успокоил ее Гванидзе. – Но в том, что ты сдохнешь, даже не сомневайся. Один чеченец способен задрать до смерти любую русскую бабу.
«Особенно когда он вооружен, а русская баба истекает кровью», – мысленно уточнила Вероника.