– Ну и пусть! – быстро сказала Тамара. – Добро на то и добро, чтобы отличаться от зла. Иначе грань между ними сотрется.
– Не знаю, как насчет мифической грани, а вот человеческая память…
– При чем тут память?
– Она стирается, – пояснил Бондарь, отодвигая стол и стулья, чтобы уложить пленника на пол. – Существуют способы устроить человеку амнезию.
– Он потеряет память? – ужаснулась Тамара. – Навсегда? Ты хочешь превратить Гоги в идиота?
– Амнезия бывает полная и частичная. Все зависит от степени повреждения клеток мозга. И от области воздействия.
– Ты так спокойно рассуждаешь об этом…
– Ты тоже не выглядела взволнованной, когда говорила про то, что ждет тебя в том случае, если о наших отношениях узнает тайная полиция, – заметил Бондарь, изучая на ощупь висок Гоги.
– Никаких отношений нет! – заявила Тамара, опустившись на стул.
– Будут.
Это прозвучало слишком безапелляционно, чтобы стерпеть.
– С чего ты взял? – вскинула голову Тамара.
– Мы перешли на «ты», разве ты не заметила?
– Случайность!
– Вся наша жизнь состоит из цепи случайностей, – философски обронил Бондарь, после чего резко сменил тон. – Выгляни в коридор. Будет обидно, если нам помешают.
– Все уже разошлись, – сказала Тамара, бросив взгляд на часы. – Пятнадцать минут десятого. В такое время я одна засиживаюсь в редакции.
– Не считая пронырливого хорька…
– И вахтера. Он заступает на дежурство в девять.
– Я тебя не скомпрометирую, – пробормотал Бондарь, приводя в чувство постанывающего Гоги. – Выберусь через окно.
– А он? – Тамара посмотрела на сотрудника.
– Он выйдет через дверь и отправится домой. Но сначала…
Надавав Гоги хлестких пощечин, Бондарь предупредил:
– Ни звука! Будешь делать, что я тебе скажу. Вздумаешь своевольничать, так и останешься валяться на полу, со сломанной шеей. Ты меня хорошо слышишь?
– Мутели, – процедил Гоги. Найдя взглядом Тамару, обратился непосредственно к ней: – Пирши шегетси!
– Что он сказал? – дернул желваками Бондарь.
– Тебя обругал, – уклончиво перевела Тамара. – А меня… неважно.
Гоги заглянул в устремленные на него стальные глаза Бондаря и догадался, что распускать язык не следовало.
– Не бей меня, – попросил он, ерзая. – Извини, погорячился.
– Еще одно неосторожное слово, и я отправлю тебя охлаждаться. В морг. – Бондарь ткнул пальцем в болевую точку под ключицей пленника. Дождался, пока тот оправится от ошеломляющей боли, и холодно осведомился: – Ты мне веришь?
– Да, – выдавил из себя Гоги, начавший постепенно соображать, где он находится, что с ним происходит и чем это ему грозит.
– Набери полную грудь воздуха, – велел Бондарь.