Никогда не говори: не могу (Донской) - страница 63

Скрипнули просевшие рессоры. Трепещущее Галино сердечко ухнуло вниз.

* * *

Из картонного ящика ее вытряхнули грубо, как неодушевленный предмет.

– Приехали, тля.

Прошелестел отдираемый от губ скотч. В глазах вспыхнул фейерверк боли. Вспышки неоднократно повторились, когда клейкие ленты отдирались от лодыжек и запястий – вместе с волосками или даже с кожей.

Потрепали по плечу:

– Вставай, голоногая…

– Голозадая…

– Голопузая…

В помещении находилось несколько мужчин, но в первую очередь Гала рассмотрела одного из них, того, который сидел напротив.

Лет ему могло быть как тридцать, так и все сорок – определить это не представлялось возможным, настолько гладкой была его оливковая физиономия. Чернявый, миниатюрный, явно низкорослый, но все равно симпатичный. Можно было ожидать, что зубы под его аккуратно подстриженными усиками окажутся по-голливудски белоснежными. Но маленький мужчина улыбнулся, и оказалось, что зубы у него были не просто желтые, а почти бежевые, выдавая в обладателе заядлого курильщика и любителя кофе. Кстати, длинная тонкая сигара дымилась в его унизанных перстнями пальцах.

– С прибытием, – игриво подмигнул он.

Гала молча потянула свитер вниз, страдая от того, что не может прикрыть голые ноги хотя бы до колен.

– Не скромничай, дуреха. У тебя прекрасная фигура. – Курильщик сигары улыбнулся еще шире. – Спортивная. Надеюсь, ты хорошо бегаешь.

Все присутствующие – кроме Галы – дружно засмеялись. Маленький франт – задорнее всех. Своей ухоженностью и манерой держаться он разительно отличался от молодых парней, окружавших пленницу. Вместо стандартного темного костюма франт носил светлые брюки и черную шелковую рубаху с кремовым галстуком. Его прилизанные волосы блестели, как панцирь жужелицы, и выглядели такими же жесткими – смоляной шлем, а не прическа. Густые бачки придавали его красивому лицу нечто романтическое и жуликоватое одновременно. Подбородок миниатюрного мужчины был отполирован бритвой до голубизны, а надушился он так обильно, словно имел обыкновение не мыться неделями, а то и месяцами. Надо полагать, одеколон при этом использовался самый изысканный и дорогой, однако его аромат производил странное, если не противоестественное впечатление. Как пахучий дезодорант в общественном сортире.

Если не считать стульев, на которых расселись четверо незнакомых мужчин, мебели в комнате не было. Идеально ровные стены, затянутые белыми обоями, такой же гладкий белый потолок с вмонтированными в него светильниками. А еще две двери, в одну из которых заволокли Галу. Вторая дверь была двустворчатая, широкая. Створки были пригнаны друг к другу очень плотно, но все равно между ними сохранялась узенькая щель, откуда тянуло сыростью и незнакомыми душистыми ароматами.