— Ты что, тоже нохчо? — неожиданно спросил по-чеченски как будто бы и в самом деле не слушавший психолога Рашид.
— Он не нохчо, — ответил я на чеченском. — Просто говорит так, чтобы тебе понятнее было.
— Он что, думает, я совсем баран? — Рашид чуть оживился — обратил свой взор в мою сторону.
— Если не баран, слушай его, — предложил я. — Он только на вид вредный, а на самом деле очень умный и чуткий. Это его работа. Он спас не один десяток таких семей, как твоя. От позора, от смерти и так далее. Думаешь, ты один такой на всю Чечню?
— И о чем мы там журчим? — недовольно прищурился Костя.
— Я сказал, что ты самый отъявленный мерзавец, каких только видела чеченская земля, — перевел я. — И не колеблясь покажешь эту запись его родным, если он тебя не будет слушать.
— Правильно сказал, — Костя с довольным видом кивнул. — Так вот, мы, нохчи, плевать хотели на вашу цивилизацию. Девчонку эту несчастную мы забросаем камнями, в сторону семьи, будем пальцем тыкать сто лет, а мерзавцы пусть себе гуляют и гнусно ухмыляются. У нас, нохчей, такой славный обычай. Нас ебут, а мы крепчаем...
— Сволочь, — отчетливо процедил сквозь зубы Рашид. — Совсем сволочь, шакал...
— Я, конечно, сволочь, — согласился Костя. — А вы все — жопошники и не мужчины. Трахнули, сделали запись, одели пояс, заставили взорваться. Куда ей деваться после такого? Кто защитит, спасет от позора? Мужиков нет, одни жопошники кругом... Это не оскорбление, а просто констатация факта. Это уже не первый случай, и всегда все происходит по одному и тому же сценарию. Других вариантов не было. Ну и скажи мне, кто вы после этого?
Рашид промолчал — только скрипнул зубами и покачал головой. Обидно выслушивать такие вещи из уст представителя «слабой и больной» нации. Убить его нельзя, а возразить нечего.
— Молчание — знак согласия, — продолжал развиваться Костя. — Что должен сделать мужчина в таком случае? Мне, простому горцу, плюющему на цивилизованные законы, это представляется так. Просто так видится в закономерно создавшейся ситуации... Я, горец, нахожу свою сестру, изымаю ее из обстановки и прячу где-нибудь на чабанской «точке», где ее никто не найдет. Либо, вообще, вывожу в Россию, там точно не найдут. Это — первым делом. После этого что я делаю? Принимаюсь за планомерное уничтожение всех, кто хоть краем причастен к данной мерзости. Потихоньку отлавливаю и режу.
— Я их всех не знаю, — пробормотал Рашид, все так же глядя в пол. — Как всех достать? А которые главные — к ним вообще на пушечный выстрел не подпустят...
Костя обвел нас торжествующим взглядом. Есть контакт! Товарищ вписался в процесс. Перестал хлюпать носом, начал соображать по теме. Это уже полпобеды. Потому что имелось веское опасение, что товарищ будет пребывать в полном трансе, вытащить из которого его не представится возможным.