Лавкой заправляли двое мирян, да только стрижка у них приметная, «горшком», с выбритыми висками и затылком. Можно сказать, уставная. Держатся как благородные, привыкшие командовать и повелевать. В речах сдержаны и учтивы: немудрено, к тамплиерам абы кто не пойдет, тут привыкли оперировать крупными суммами, а большими деньгами владеют люди знатные.
– …На французское серебро, – Иван без лишних предисловий высыпал на стойку полный кошель, двадцать пять цехинов венецианской чеканки, монета дожа Пьетро Градениго. Никаких лишних церемоний, шевалье де Партене дворянин, к чему ненужная куртуазия с торгашами? У этих типов на лбу не написано, что они рыцари или сержанты Ордена. – Нужны полновесные денье Людовика Святого или гро-турнуа короля Филиппа Смелого. Не истертые!
Меняла посмотрел на золото озадаченно. Маленькое состояние! Фальшивки? Исключено, опытный человек сразу отличит настоящее золото от покрытых амальгамой меди или свинца! На всякий случай капнул на один из цехинов кислотой – окончательно удостовериться. Сказал посетителю:
– Серебра по весу выйдет немало. Если вам, сударь, угодно, часть денег мы можем оставить на хранение и дать расписку. По первому требованию вся сумма или любая ее доля будет доставлена куда изволите приказать.
– Не возражаю, – согласился Иван. – Отель Сен-Дени, спросить Жана де Партене, если меня не будет – оставить помощнику келаря, его имя брат Клементин. Запишите.
Вот и проверим, какова хваленая тамплиерская честность.
Получив украшенный алой печатью с крестом и куполом Храма Иерусалимского вексель и два тяжеленьких кошеля с серебром (одну пятую пришлось взять наличными, иначе совсем без гроша останешься!) господин Партене отправился дальше – теперь путь лежал в Университет, а оттуда за город, к бенедиктинскому монастырю и церкви Богоматери в Полях, более известной в будущем как Нотр-Дам де Шанз.
До вечера надо успеть навестить всех до единого посредников – время коротко. До начала первого этапа операции осталось меньше недели.
* * *
– …Можешь спокойно говорить по-русски вполголоса, никто внимания не обратит, – сказал Иван Славику. – Найдутся вдруг любопытные – отбрехаюсь, якобы один из пелопонесских диалектов. Важнейшее правило – не шуметь, мы беседовать во время трапезы вправе, а монахам запрещено, нарушение устава.
Мирянам в трапезной августинской обители выделялся отдельный стол, ближе к выходу из большущей залы, общей «столовой» монастыря, где братия в полном составе – от аббата до послушников, – принимала пищу. Обычная сословная сегрегация, духовенство отдельно, все прочие отдельно.