— Кыкэ вынэ вай! — с благоговением прошептала Тынатваль.
— Вот какой сладкий тангитанский поцелуй, — с улыбкой сказала Милюнэ, и в ее словах была такая глубокая радость, будто она стала маленьким ребенком, который смеется при виде простого солнечного зайчика.
В яранге пробовали необычные праздничные тангитанские кушанья, похваливали их, искренне радовались счастью своей родственницы, но в этом безоблачном небе все же была какая-то дымка, и Милюнэ, прощаясь, вдруг с тоской сказала:
— Только мне все время кажется, что это какой-то чудный сон… Все время боюсь проснуться!
Среди ночи Тымнэро показалось, что за стенами яранги кто-то ходит, слышатся приглушенные голоса.
— Эй, Тымнэро!
Это был Анемподист Парфентьев, дальний родич Вани Куркутского.
От крохотного пламени по темным стенам яранги замотались огромные тени. Головы изгибались на самом верху, у дымового отверстия, и рядом с ними торчали остроконечные штыки винтовок.
— Работа, оннак, есть… Обещались хорошо заплатить.
— Что за работа? — спросил Тымнэро.
— Могилу, мольч, копать надо, — ответил Парфентьев.
— Зачем в темноте? — удивился Тымнэро. Струков о чем-то с раздражением спросил Парфентьева. Тот ответил, и тогда Струков нагнулся и зашептал так строго, что Тымнэро все понял:
— Если ты, дикая морда, сейчас же не вылезешь из своего логова, мы тебя штыком оттуда выковыряем!
Тымнэро сам удивился, как быстро он выполз из-под полога.
Анемподист Парфентьев шел впереди, указывая дорогу на кладбище, за ним тянул нарту с инструментом Тымнэро, затем шел Струков, а уже позади в темноте терялись вооруженные милиционеры.
Над самым обрывом остановились и принялись копать.
— Быстрее, быстрее! — торопил Струков, поглядывая на карманные часы, которые он вынимал из глубин серой шинели.
Когда уставал Тымнэро, за лом и кирку брались милиционеры и Парфентьев. Вроде было готово, и Тымнэро сказал об этом Парфентьеву. Однако Струков не согласился и велел расширить яму почти вдвое против обыкновенной. Когда над Алюмкой проклюнулась заря и словно кто-то сдвинул в сторону черный колпак ночи, яма была готова.
— А теперь пошли с нами, — торопливо сказал Струков и показал на нарту: — Тащи это.
От устья Казачки повернули влево, поднялись до моста и перешли на левый берег.
Возле высокой дернистой стены сумеречного дома остановились, и Струков приказал Парфентьеву и Тымнэро подождать здесь.
Милиционеры с начальником ушли.
Тымнэро слышал собственное сердце: оно колотилось гулко, сильно.
Сначала блеснул огонек, потом светлое пятно От фонаря заметалось по свежему, выпавшему в начале ночи снегу. Толпа людей отделилась от земляной стены и направилась к лиману, Струков кивнул: