Этот анадырец по-русски говорил лучше остальных и старался выражаться без употребления этих словечек: мольч, доспел, постеля…
— Дело у меня к тебе, — сказал Струков, оглядел еще раз комнату. — Секретное…
— Помилуйте! — всхлипнул Анемподист. — Ослобоните меня!
Струков в удивлении уставился на плачущего Парфентьева.
— Ты чего? Еще ничего не слышал, а уже сопли распустил, туземная твоя морда! Перестань!
Но тут, к замешательству Отрукова, вдруг тихо завыли многочисленные ребятишки на полатях, мелко затряслась Матрена с горячим самоваром в руках.
— Отец родной! — размазывал по лицу слезы Анемподист. — Отпусти мою душу грешную на покаяние! Сил больше нет, да и детишек чем-то надо кормить… Ослобони, Христа ради!
— Тьфу ты! — свирепея, крикнул Струков. — Замолчишь ты?
Но плач становился все сильнее, и вдруг Стру-кову стало жутко. Нахлобучив шапку, он выскочил из дома Анемподиста Парфентьева, слыша за собой нарастающий вой.
Говоришь, телеграмма? — спросил Безрукой у Милюнэ.
Она кивнула и добавила!
— Они ее и читали и потом говорили.
— Вот бы ее взять… — сказал Хваан.
— Ни в коем случае! — торопливо и строго сказал Безруков. — Если бы ты была грамотная!
— А почему ее не научить? — сказал Хваан. — Девка она смышленая, да и учитель у нас есть. C дипломом.
— Кто? — с интересом спросил Безруков.
— Михаил Куркутский, — ответил Хваан.
— А верно! — обрадованно улыбнулся Безруков. — А я-то совсем запамятовал! Ну как, Маша, будешь грамоте учиться?
— А разве я смогу? — с сомнением спросила Милюнэ.
— А почему не сможешь? — удивился Безруков.
— Так ведь я старая…
Безруков расхохотался:
— Ну, насмешила! Старая!
— Говорят, этой премудрости надо с детства учиться, — объяснила Милюнэ.
— С детства, оно, конечно, лучше, — всерьез сказал Безруков. — Но и в твоем возрасте еще далеко не поздно. Вот только надо спросить, возьмется ли Куркутский.
— И еще мужа, — напомнил Хваан.
Он был прав. Когда Булатову сказали, что решено с помощью Куркутского учить Милюнэ грамоте, он категорически заявил:
— Я сам буду учить ее!
— Так ведь Куркутский — учитель, — заверил его Безруков. — У него диплом даже есть.
Милюнэ смотрела на мужа и понимала, почему он не хочет, чтобы кто-то другой учил ее. И тогда она сказала:
— Пусть сам Булат учит… Я буду стараться.
— Ну, смотри, Булат, — Безруков погрозил пальцем. — Задание серьезное, ответственное.
— Ну уж ладно, чего там, — буркнул Булатов, уводя жену домой.
На радиостанции он раздобыл чистый журнал, достал два карандаша и в один из вечеров приступил к обучению.
— Мы начнем с буквы "а", — важно и торжественно сказал он Милюнэ, принарядившейся по этому случаю в белое свадебное платье. — Вот гляди, как она пишется.