Кулл увидел, как поднявшийся из нее сизый дым смешивается со струей крови. Черное мерцание усилилось, и сердце проклятого Верезаала взорвалось черными щупальцами, заставив потускнеть голубое сияние заклинания Мельгилода. Казалось, еще чуть-чуть, и оно растает вовсе. Свет многочисленных светильников поблек, воздух словно загустел, и алтарный зал наполнило присутствие чего-то ужасающе злого. Колдуны в пентаграмме заголосили еще громче, к ним присоединились и вновь прибывшие змеелюди.
Все существо Кулла переполняла ненависть к исчадию ада Кадуру. Атлант сдерживался изо всех сил, чтобы не броситься с мечом на проклятых чернокнижников. Живущий в его сердце варвар, превыше всего чтящий заветы дружбы, рвался в бой, чтобы немедленно свести счеты с врагом, но стальная воля несгибаемого монарха удерживала Кулла на месте. Это был, наверное, один из самых страшных моментов в жизни атланта — на его глазах погибал друг, а он вынужден был бездействовать. Кулл понимал, что у него будет лишь единственный шанс сорвать планы Кадура. Он надеялся, что, если ему удастся прервать церемонию хотя бы на несколько минут, Кадур упустит время и не сможет совершить жертвоприношение ровно в полночь (то, что в жертву предназначался его лучший друг и верный соратник, ничего не меняло), это поможет удержаться заклинанию Мельгилода до следующего появления Черной Кометы.
Кулл вознес хвалу Валке, что постигшую Грогана участь не видел Брул, который все еще пребывал в беспамятстве.
Колдуны, побуждаемые небрежным кивком Кадура, отстегнули крепления и сняли со скользкого от крови алтаря тело пикта, после чего сноровисто распяли Брула, проверив крепость оков. Один из колдунов поднес маленькую бутылочку к губам пикта и влил ему в рот какую-то жидкость. Тело пикта выгнулось дугой, тот застонал и очнулся, ошалело мотая головой.
Кадур приблизился к беспомощной жертве и оценивающе оглядел крепкое тело Брула.
— Отлично. Твоя жизненная сила велика, Верезаал будет доволен. Возрадуйся — твою никчемную душу использует сам Господин Черной Бездны. Разве мог ты когда-нибудь мечтать о такой чести, жалкий червь?
— Твой господин черного горшка подавится моей душой, ублюдок! Твое счастье, что мне не дотянуться до твоей глотки. Я бы вырвал твой песий язык и засунул его тебе в задницу! Я бы посмотрел, как ты колдуешь с оторванными руками, ногами и головой! — Брул, охваченный яростью берсерка, напрягая все мышцы, пытался вырваться из оков, не обращая внимания на то, что железные зубья терзают его плоть. Кадур злобно оскалился.