— Вы просто одержимый, — не без уважения подтрунивает над ним Мешковский, — ведь так можно и загнуться!
— Ничего со мной не случится, — философски отвечает Казуба, — поймите, что я поставил перед собой цель…
— Знаем, — опережает его Брыла, — стать преподавателем.
Чаще всего Мешковский ложится спать первым и тут же засыпает, Брыла следует его примеру где-то через час, нередко и позже. Последним засыпает Казуба.
Брыла шутит:
— Могу спорить, что каждую ночь тебе снится твоя любимая…
— Это кто же? — не понимает Казуба.
— Любимая тактика…
Их рабочий день длится семнадцать часов.
Перекрывая уличный шум, Кшивка с жаром рассказывает о своих невзгодах во время гитлеровской оккупации:
— …и тогда брат крикнул мне: «Беги, а я их задержу!» Я не хотел оставлять его одного, но он как врежет мне под ребро! «Сматывайся! — кричит. — Сматывайся!.. Хоть один из нас останется в живых!» У меня не было оружия, и ничего не оставалось делать, как уходить, хотя сердце подсказывало другое. Я перепрыгнул через забор, а там дворами…
Брыла слушает с большим вниманием. Воспоминания разволновали Кшивку, лицо покрылось пятнами.
Офицер и курсант идут по главной улице Хелма с покупками. Сумка Брылы набита тетрадями, акварельными красками, мелками и тушью. Кшивка несет огромный рулон ватмана и пакет с бритвенными принадлежностями, которые просили купить товарищи.
Миновали перекресток. Разговор пришлось прервать, поскольку их разделила толпа, а шум стоял такой, что слов не разобрать. На противоположной стороне улицы толчея была не меньше.
— Такая давка, что трудно пробиться, давай лучше свернем в какой-нибудь переулок, — предлагает Брыла.
В это время посреди площади, в том месте, где больше всего народа, раздается выстрел. За ним второй, третий… Шум тут же смолкает, а спустя минуту одновременно с новыми выстрелами раздается истерический крик. Мимо двух военнослужащих несется куда глаза глядят охваченная паникой толпа. Бегут мужчины, женщины, дети… Люди толкаются, стремясь поскорее оказаться подальше от этого опасного места. Брыла отскакивает к стене и тянет за собой Кшивку.
На площади, где стоят подводы, продолжают греметь выстрелы. Кто-то строчит из автомата над головами людей. Невдалеке со звоном падает стекло. Весь этот шум перекрывает чей-то истошный вопль. Через минуту стрельба затихает так же неожиданно, как и вспыхнула.
Площадь опустела. Слышен лишь топот бегущих. Другие испуганно жмутся к стенам. На проезжей части, среди брошенных подвод, стоя на четвереньках, кричит человек.
На противоположной стороне улицы, на ступеньках у дома с вывеской «Коммунальный банк», лицом вниз лежит мужчина. Пальцы его вытянутой руки судорожно царапают тротуар.