— Прижми приклад покрепче к плечу, задержи дыхание. И не закрывай оба глаза, когда стреляешь…
Снова грохнул выстрел. Мешковскому незачем было дожидаться результатов. Он и так их знал.
— Мимо! — бросил он раздраженно. — Будь внимательней, когда целишься, и задерживай дыхание в момент выстрела.
Третья пуля также угодила куда-то в земляной вал. Это уже разозлило офицера.
— Ты чего глаза закрываешь? Так никогда не попадешь!
Куделис поднялся и, старательно отряхивая кусочка глины с колен, пробормотал:
— Я ведь раньше никогда не стрелял.
Следующий стрелок — курсант Сумак — уже на огневой позиции. Мешковский начал инструктировать его, как вдруг услышал сказанное шепотом замечание:
— Критиковать-то просто. Наверняка он такой же стрелок, как и артиллерист.
Мешковскому не надо было даже оборачиваться. Он не сомневался, что эти слова принадлежат Куделису. Его самолюбие было задето. Сразу вспомнилось пережитой недавно унижение во время «экзамена», устроенного ему курсантами. Рванул было винтовку у Сумака, но тут же взял себя в руки и довел стрельбы до конца. Когда же последний курсант поднялся с земли, место на линии огня занял Мешковский.
Показчик сменил мишень.
Мешковский поправил приклад, быстро прицелился и выстрелил. Передернув затвор, выбросил стреляную гильзу и, оставив его открытым, отложил винтовку в сторону.
— Восьмерка, слева внизу! — донеслось сообщение показчика.
Офицер снова зарядил винтовку, прицелился…
— Девятка, справа вверху!
Снова поправка — и последний выстрел. Вставая о земли и оправляя мундир, подпоручник крикнул показчику:
— Забирайте мишень, строимся!
Спустя минуту прибежал запыхавшийся курсант. Это был Ожга. Еще находясь в нескольких десятках шагов, он прокричал:
— Десятка, товарищ подпоручник!
Курсанты окружили его и с любопытством рассматривали мишень. Мешковский удовлетворенно ловил их полные уважения взгляды.
В училище взвод возвращался в ускоренном темпе. Стрельбы затянулись дольше, чем предусматривалось расписанием занятий, и они опаздывали на лекцию.
Мешковский шагал рядом с первой четверкой. Время от времени поглядывал на Добжицкого. Этот курсант нравился ему, как, впрочем, и другим офицерам батареи. Казуба считал его железным кандидатом в отличники боевой и политической подготовки. Брыла был с ним согласен. Добжицкий всегда — на занятиях или же в дружеской беседе — был выдержан и тактичен, пользовался авторитетом у товарищей.
«Переживает, — думал офицер, наблюдая расстроенное лицо Добжицкого. — Не везло ему сегодня».
Сам он недавно пережил нечто подобное. Чтобы вывести парня из мрачного состояния, завел с ним разговор.