Подпоручник не мог усидеть в караульном помещении и отправился обходить посты, ругая себя за то, что не захватил хотя бы несколько гранат.
Метель не утихала. Завывания ветра напоминали временами человеческие голоса. Офицер и караульные, вслушиваясь в эти звуки, улавливали в них какие-то крики, команды…
Ночь тянулась медленно. Мешковский ни на минуту не сомкнул глаз. Он насквозь промочил сапоги, промерз до костей и уже не мог понять, дрожит ли от холода или от нервного возбуждения.
Когда же начало светать, он с облегчением повалился на нары и заснул мертвецким сном. Даже не почувствовал, как разводящий — курсант Клепняк — осторожно снял с него мокрую шинель и накрыл своей сухой.
Его разбудили чьи-то голоса. Это прибыли Брыла и курсант с термосом.
* * *
После завтрака Мешковский вместе с хорунжим прошли по темным коридорам тюрьмы. Охранники, которых вечером и ночью вообще не было видно, выползли откуда-то и теперь разносили завтрак.
Заключенных было немного: подозрительные личности в форме немецких вспомогательных служб, несколько типичных уголовников.
К Мешковскому подошел охранник, тот самый, который привел их вчера после инструктажа, и фамильярно усмехнулся:
— Ну и как? Натерпелись, наверное, страху? Ну и ночка выдалась!
Коридор подметал заключенный в довоенной форме польского полицейского. Брыла заговорил с ним. Конечно же, тот был невиновен и попал сюда по ошибке! Ждал только окончания следствия. Жаловался на недоброжелательность людей, на злые языки. Совесть его чиста. Во время оккупации он сделал людям столько хорошего, а теперь они его вот так отблагодарили.
— Вот врет! — засмеялся охранник, когда заключенный вернулся в камеру. — Брешет как сивый мерин! Наводил ужас на всю округу. Люди боялись его больше, чем немецких жандармов.
Дневной свет разогнал ночные тревоги Мешковского. Он уже мог иронизировать над своей «храбростью».
— И ты веришь, что они хотят освободить этих уголовничков? — спросил он хорунжего.
— А почему не верить? — удивился Брыла.
— После знакомства с ними мне кажется, что это какое-то недоразумение…
— Не думаю.
— А я вот думаю. По правде говоря, вчера я настолько проникся мнимой опасностью, что всю ночь места себе не находил…
— А сегодня ты уже в это не веришь?
— Нет! Что им даст освобождение нескольких уголовников? Вряд ли станут рисковать ради них!
Брыла пожал плечами:
— Наивно рассуждаешь! Неважно, кто сидит. Реакция постарается обработать соответствующим образом общественность, представить бандитов национальными героями…
Мешковский скептически усмехнулся: