и служил основой создания научных центров в
разных частях страны.
Разумеется, что никто из составителей плана не был
приглашен в директора таких институтов. Здесь все
было как раз наоборот. Во главе институтов были
поставлены явные или неявные враги составителей
перспективного плана развития науки. Так директором
одного из институтов катализа становится ученый,
путевку которому в науку дал Николай Иванович, но
который всю оставшуюся жизнь доказывал бесперспективность
теорий Кобцева. А направления, развитые
Кобцевым в катализе, были уже давно использованы для
построения минизаводов производства кислот за
границей, например, в Австралии и Японии, а его
теории анализировались крупными учеными мира на
международных совещаниях этого профиля.
Увы, Кобцев был болен, а его сотрудников на эти
совещания не пускали как раз те, кто не хотел никакого
научного обсуждения этих самых работ Кобцева, твердя
о их не перспективности, создавая ситуацию забвения и
таинственной бессмысленности теорий Кобцева.
По мере отрыва Николая Ивановича от разных форм
научного общения с зарубежными исследователями
внутри его лаборатории росло недовольство собственным
слабым движением в науке, а точнее отсутствием
академических званий у отдельных сотрудников Лаборатории,
которые, став докторами, профессорами, не
допускались в академические аудитории, где заседают
академики и члены-корреспонденты. Нужно было новое
поколение, не помнящее заслуг Николая Ивановича в
химии, которые в своей преданности и исполнительности
сумело бы найти свой путь, тихо и скромно забыв
об учениях Шпитального и Кобцева. Но такое поколение
еще только подрастало, еще только пестовалось в
коридорах партийной исполнительности и академи-
ческой преданности.
А в это же самое время мозг Николая Ивановича
охватывает новые горизонты пока еще не познанного и
достаточно темного пространства “информации,
мышления и времени”. Только благодаря важности
понимания этой тематики специальные физикохими
ческие журналы открывают путь для публикации
статей Николая Ивановича, работ, которые касаются и
самого возникновения сознания как факта
человеческого разума. Уже при подготовке монографии
по этой тематике, как всегда и ранее, он встречается с
оголтелой критикой его монографии. Но в это время
случилось необыкновенное. Президент Академии
Несмеянов, втайне сам писавший мемуары о перипетиях
собственной жизни, может быть впервые встал
открыто на строну Кобцева, признав актуальность
публикации его монографии по информации и
мышлению, что вызвало недоумение присутствующих
академиков, а , вторя ему, вдруг сам, сходящий со сцены