Сергей Сергеевич не унывал. Он-то знал, что
главноеѕэто наслаждение результатами творчества. А
оно недоступно тем, кто испытывает счастье от руления
наукой. Он утешился тем, что известный физико-химик
тоже не стал нобелевским лауреатом.
Обстоятельства развели друзей по работе, но не их
дружбу.
А Сергей Сергеевич к этому времени, как и бывает
случайно, в троллейбусе повстречал свою любовь. Нина
была комсомолкой. Но под влиянием общения с
Васениным стала православной верующей и в такой
степени, что на квартире Васенина долгие голы хранила
как зеницу ока “крест Сергия Родонежского” затем, в
свое время, переданный ей в дар в Троице-Сергиеву Лавру.
Она стала хранителем очага Васениных после
смерти родителей Сергея Сергеевича.
В их семье, почти как и в семье Николая Ивановича,
появились первенцы. Жизнь требовала своего продолжения.
Она появлением новой жизни давала передышку
этим ученым в их многотрудном движении по скалистым
тропам служения истине, а не вульгарному материализму,
который и не отрицался ими как истина, но
который прозревался ими на пути стяжания Духа
Познания от незнания к знанию в той сложности, где
поиск себя есть уже полагаемая встреча с самим собой.
В семье Николая Ивановича появился сын, и он был
крестником Эти. И, несмотря на горечь ее судьбы в этих
обстоятельствах, она беззаветной любовью своей смогла
оценить и эти “слабости” Николая Ивановича, которого с
тех пор, если бы не ее любовь, ѕ не раз и не два
поджидал смертельный исход тяжелых недугов болезни.
Молодое, растущее в науке поколение Лаборатории
сполна пользовалось эрудицией, опытом Николая Иванови
ча, в силу болезней все реже появляющегося в Лаборатории.
А в результате на факультете его личность обрастала
таинственностью, если не анекдотов, то привлекательных
рассказов о его слабости и силе его ума.
По праздникам и в день его рождения члены
Лаборатории собирались на квартире Николая Иванови
ча. И шуткам и скетчам не было конца.
После смерти казнелюбивого владыки в отношениях
между людьми наступило некоторое потепление, а
новый вождь в коломянковом пиджаке требовал от
ученых, чтобы “наука перла вперед”. Но когда
семнадцать крупных ученых во главе с Николаем
Ивановичем, поверив “коломянковому пиджаку”
обратили внимание правительства на недостатки
работы в науке и предложили перспективный план ее
развития по химии, разработав строгую структуру
организации и взаимодействия создаваемых институтов
между собой, то этот план был с благодарностью принят.
И пролежал пять лет без движения, а затем вынут был
на свет как собственная идея мудрости партии и правительства