каким восторгом она вступила бы на этот путь, отрекшись, как монахиня, от светского мира! Увы, мечта так и остается мечтой!
Но вот смолкает бархатный голос Капочки. Выпускные пропели хором "Спаси, Господи, люди Твоя", и снова ряды воспитанниц стройными шеренгами движутся по лестнице, коридору и расплываются в разные стороны, каждое отделение в свой дортуар.
* * *
Как-то странно бесшумно улеглись сегодня выпускные воспитанницы по своим постелям. Не только «образцовые» (лучшие, по институтскому определению), но и «отпетые» (худшие) не проронили сегодня ни одного громкого слова ни в дортуаре, ни в умывальной, прилегающей к спальной комнате. Только Эля Федорова, самым искренним образом считающая себя "большим голосом" и талантом, но фальшивившая на каждой ноте, запела, добросовестно натирая себе руки кольдкремом, свою любимую и вечно повторяемую "Гайда, тройка… снег пушистый". Но на нее тотчас же дружно зашикали со всех сторон:
— Что ты, с ума сошла? Не раздражай Скифку! Вспомни, какая сегодня ночь.
Тер-Дуярова, подкравшись к постели Ники Баян, шепнула:
— Ну что, душа моя, пойдем мы нынче в "Долину вздохов"? Княжна и Мара ждут вас там, наверное.
— Ах, до княжны ли нынче, Шарадзе, — засмеялась Ника, вспыхивая и краснея до ушей.
— Ну, вот еще, а я, как нарочно, новую загадку вспомнила. Хотела Маре нести. Теперь не придется, — вздыхает армянка.
— Хорошо, нам загадаешь, — снисходительно разрешила Ника и, немного повысив голос, бросила обращаясь ко всем остальным.
— Mesdames! Приготовьтесь: Шарадзе новую шараду сейчас задаст.
Мгновенно все становятся около постели Ники, на краю которой торжественно устраивается Тамара, заранее смакующая прелесть своей шарады. Пылающими глазами она обводит сомкнувшийся вокруг нее круг одноклассниц.
— Что это, душа моя, скажи: менее восьми, больше шести, ходит туда-сюда. Очень прилично.
В слове «прилычно» Тамара произносит «и» как «ы», как всегда, когда немного волнуется. Кто-то фыркает.
— Ну?
— Mesdames, наша Шарадзе, "душа моя", в математику пустилась. Так цифрами и сеет! — хохочет Ника.
— А ты не смейся, а скажи. Смеяться каждый может, а решить не каждый может, — говорит армянка.
— Глупость какая-то, — решает Золотая Рыбка и смеется своим стеклянным смешком.
— Сама-то ты глупость. И твой аквариум глупость, — неожиданно вспыхивает Тамара. — Не угадываете? Так вот вам — трамвай.
— Как трамвай? Почему трамвай — звучат удивленные возгласы.
— Ну да, трамвай номер семь, душа моя. Ведь по-русски говорила: поменьше восьми, побольше шести, ходит туда-сюда. Очень прилично. Трамвай номер семь и есть.