Таита (Тайна института) (Чарская) - страница 38

— Ах!

Перед испуганной девушкой, словно из-под земли, вырастает инспектриса.

— Куда?

Золотая Рыбка бледнеет. Задачник падает у нее из рук на пол и — о, ужас раскрывается на том самом месте, где лежит обернутый в жирную просаленную бумагу злополучный антрекот.

— Боже мой! Все пропало! — в искреннем отчаянии лепечет бедная Лида.

Маленькие глазки Ханжи остро впиваются в побледневшее личико молоденькой девушки.

— Это еще что за новости? Куда вы несли этот ужас?

— Это… это не ужас. Это антрекот. Я не могла съесть его за обедом, — лепечет Тольская, — я оставила "на после", у меня нет аппетита в двенадцать часов, он появляется к двум.

— Кто появляется к двум? — сурово сдвигая брови, спрашивает инспектриса.

— Аппетит, — жалобно срывается у Золотой Рыбки.

Кругом не в силах удержать смеха. Одноклассницы и «чужестранки», воспитанницы других классов, толпятся кругом. Напрасно классные дамы выходят из себя, силясь удержать на месте институток, их так и тянет к своеобразной группе у дверей.

Окинув своим всевидящим оком тщедушную, хрупкую фигуру Золотой Рыбки, Гандурина замечает странно оттопырившийся Лидин карман. Еще минута, и костлявые пальцы инспектрисы протягиваются к нему.

— Это еще что такое? Бутылка? Вы спрятали вино? Пиво? Что? — и она с торжествующим смешком злорадства извлекает из кармана Тольской злосчастную бутылку с бульоном.

В первое мгновенье инспектриса молчит, пораженная сюрпризом, но через минуту обретает дар слова и разражается целой тирадой.

— Так и есть — желтый цвет — вино! И как тонко придумано: слить его в бутылку от лимонада. Нечего сказать, хорош пример для остальных! Молодая девица, «выпивающая» за обедом, как кучер или кухонный мужик! Мне жаль ваших родителей, Тольская. Вы окончательно погибли. Надо много молитвы, много раскаяния, чтобы Господь, Отец наш Небесный, простил вас!

— Ах, Господи, — истерически вскрикивает Лида и, не выдержав, закрывает руками лицо и разражается громким рыданьем, — зачем раскаяние, когда это не вино, а суп… бульон, самый обыкновенный бульон.

— Суп? Бульон, вы говорите? А это что? — и быстрые пальцы инспектрисы снова погружаются на дно Лидиного кармана. — А это что? Ах! — В тот же миг Гандурина отдергивает пальцы, и все лицо ее выражает отвращение. Рука ее попала в холодную студенистую массу бланманже, находившегося на дне Лидиной кружки, и она приняла эту массу за лягушку.

Слезы Тольской стихают мгновенно. Злорадная улыбка искажает миловидное личико.

— Не трогайте, m-lle, — просит она, глядя на строгое лицо инспектрисы.

— Ля-гу-шка!

Это уж чересчур. Чаша терпения переполнилась сразу. Юлия Павловна вся так и закипает негодованием.