Дзержинский покачал головой:
— У них своя контрразведка. Юровский не иголка в стоге сена, вас знают. Введем вас открыто, как ревизора от ЦК. Вести вам предстоит себя эдаким ваньком, который умеет давать указания, а вникать в суть не может. Тогда вы прищучите их на частностях. Нас волнует главное — как они организовывают хищения, потому что ревизии пока были благополучные. Тут следует поглядеть на будущее — лучше покарать один раз, чем бесконечно размазывать кашу по мостовой…
— Хорошо бы, конечно, посоветоваться с кем-то из опытных ювелиров, — сказал Юровский. — Лучше всего я такое дело схватываю в разговоре, на практике. Видимо, такого верного ювелира сейчас нет… Верить никому нельзя из этой публики.
— Никому, — согласился Бокий.
— Так уж никому? — спросил Дзержинский.
— Никому, — упрямо повторил Бокий. — Лично я никого не могу порекомендовать Юровскому.
— Пожалуйста, не говорите «никому», — раздраженно сказал Дзержинский. — Нельзя никому не верить. Вы обязаны исходить из посыла, что верить следует всем. Наша с вами задача доказать, кому можно, а кому нельзя верить. «Никому», — сердито повторил он. — Так можете заболеть манией подозрительности, Глеб.
— Феликс Эдмундович, — спросил Юровский, — этот Шелехес не родственник нашему Федору?
— Родной брат, — ответил Дзержинский. — И я верю Федору так же, как раньше.
— Где он? Я его не видал много лет, — спросил Юровский.
Бокий вопросительно посмотрел на Дзержинского. Тот ответил:
— Федор Шелехес сейчас в Ревеле, наш резидент.
«По нашим данным, Кропотов в 21.54 звонил секретарю польской миссии Кочару и договорился о встрече возле бывшего „Яра“, назвавшись Надеждиным. Встреча состоится завтра в 9 часов утра.
Оскольцев».
24. «Подготовившись — действуй»
Услыхав звонок поздним вечером, Пожамчи вышел открыть дверь сам — жена легла спать.
— Кто там? — спросил он.
— Это я, — услышал он знакомый голос и, не поняв еще толком, кто это, отпер замок.
Воронцов оттер его плечом, дверь мягко прикрыл и, чуть тронув Пожамчи пальцами за руку, кивнул головой на темный коридор. Почувствовав пустоту в животе, Пожамчи быстро пошел к себе в комнату и сказал:
— Лиза, к нам гость.
— Простите за позднее вторжение, — мягко улыбнулся Воронцов, — но у меня срочное дело.
— Если вы обождете в коридоре, я поднимусь, — сказала женщина, — чайку поставлю.
— Пожалуйста, не тревожьтесь, — сказал Воронцов. — Мы только перебросимся тремя словами.
Воронцов успел заметить, что после общения с бандитами говорить он начал погано, по-мещански, округло. Он увлек Пожамчи к окнам, выходившим на темную Поварскую, и тихо сказал: